— Продавать проще?
— Проще.
— Понятно. Товары и услуги. Ты, кажется, на инженера учился?
— Мы все учились понемногу... Ты же знаешь, Медведь, у меня охранное предприятие. Фирма.
— Которая веников не вяжет... А кого вяжет?
— Кого нужно, того и повяжем.
— Погоди, ты же был связист...
— Я и теперь он. Связи... куда без них? Что ты засмурнел, Медведь? Не Россию продаю. Ее без меня продали.
— Понятно. Услуги и... что еще?
— Олег, этот разговор «о птичках»... — Я не о птичках. Я о заводе. О людях. Об их детях.
— Ты все-таки пьян.
— Чуть-чуть.
— Я их на завод палкой не гнал.
— Просто им не повезло?
— Можно и так сказать.
— Нам с тобой повезло больше. Москва, родители по советским временам зажиточные и значимые...
— Да? А армия?
— Не знаю, как ты, а я дурак был. Хотел стать настоящим мужчиной.
— А я провалил первый экзамен. Вчистую. Я тебе рассказывал.
— Помню. Любовь. Безответная.
— Любовь всегда безответная, Гринев. Мы любим не женщину, а свое представление о ней. А с годами понимаешь... От баб — одни потери. После Эвелины ты, надеюсь, это осознал.
— Не вполне.
— Значит, все впереди, Медведь. Хотя мальчишкой ты давно не выглядишь.
— Всякому овощу — свое время.
— Если дадут созреть. Нет, ты не сбивай меня, Медведь. Вот ты говорил: родители, влияние... Как ты попал в Туркестан?
— Нарушал дисциплину. Характер такой.
— А я не нарушал. Но тоже попал. Разнарядка. План. Когда предки узнали — начали рвать и метать. А также звонить и перезванивать. Но — поздно. Я был уже далеко.
— И к чему ты это? «Мой адрес не дом и не улица, мой адрес — Советский Союз...» Система.
— Ты помнишь, что было потом?
— Подрались в части с туземцами.
— Это не драка была, Медведь. Быть московским пацаном и тогда и теперь... Нас очень не любят везде, Медведь.
— Были бы вместо нас рязанские или калужские — им бы тоже досталось. А вообще... Нам тогда просто повезло.
— Ты это называешь «повезло»?
— Да. Мы же отбились.
— А военная прокуратура, дело, угроза дисбата — это что? Тоже «повезло»?
— Конечно повезло. Мы же в него не попали.
— Зато попали в Афган. Под занавес.
— Очень повезло.
— Да?
— Мы — живы.
— Живы. — Леша задумался, вспоминая. Повторил:
— Живы.
Разлил. Они выпили молча.
— Вообще-то, жаль, что давно не виделись, — сказал Лешаков. — Очень жаль.
Может, все как-нибудь и по-другому вышло...
— Что — все?
— Не знаю. Жизнь.
— Это — вряд ли.
— И все же вид у тебя совсем шалый. Ты что-то задумал?
— Не я один. — Олег помолчал, произнес медленно:
— Таких поселков и городков, как этот, в России тысячи. По большому счету ты прав: здесь Москва рядом, люди худо-бедно, но устроились. Я хочу, чтобы люди жили достойно. Везде.
— Зачем тебе это?
— Хочу быть богатым.
— «Жить достойно». Звучит как лозунг. Уж если я чего и понял, так только то, что жить богато или счастливо заставить нельзя.
— Со счастьем — это кому как повезет.
— Но нам-то повезет?
— Нам повезет. Потому что мы этого хотим.
— Ладно, Олег. Давай по крайней накатим и — спать. Подъем завтра ранний.
Ляжешь в большой комнате, на кушетке.
Леший разлил:
— За что пьем? За падение?
— За полет.
Через пятнадцать минут Олег уже крепко спал. Ему снилось небо.
Глава 13
В конторе Олег появился к девяти: в безукоризненном костюме, белоснежной сорочке и при галстуке. Борис Михайлович Чернов сидел за своим столом и был сонно-невозмутим. Добавь его лицу умиротворение — вылитый бы Будда.
— Ты сегодня сияешь, — мельком глянув на Олега, произнес он. — Готов?
— Как юный пионер.
— Кратко. Наш клиент — Никита Николаевич Борзов. Жесток, жесток, думает быстро, решает еще быстрее, эмоционален. Так что — прояви таланты, Медвежонок.
Ты сам-то уверен в успехе?
— Да. Он разбирается в бирже?
— Он разбирается в людях. — На губах Бориса Михайловича мелькнуло подобие улыбки. — По крайней мере, он так думает. У него хороший советник — Савин Валентин Сергеевич.
— Я о нем слышал.
— Не говори: «самое хорошее».
— Он был удачлив на бирже.
— В нашем деле одной удачи мало.
— Но лучше, когда она есть.
— Соберись, Гринев. Сейчас ты должен сделать так, чтобы клиент просто летал! Ведь мы будем продавать ему воздух.
В комнате для переговоров расположились вчетвером: Никита Николаевич Борзов, моложавый человек с умным, упрямым взглядом серых глаз, его помощник, Валентин Сергеевич Савин, Чернов и Гринев.
Гринев был скор, обаятелен, вдохновенен. Он жестикулировал, постоянно обращался к графикам, снова говорил — страстно и увлеченно. Валентин Сергеевич время от времени кивал и говорил несколько слов, размеренно поясняя патрону отдельные пассажи слишком эмоционального Гринева.
Борис Михайлович выбрал глубокое гостевое кресло и застыл недвижно, как обряженный монумент, лишь время от времени кивая — то ли поддерживая так беседу, то ли просто в такт своим собственным мыслям. Он казался лицом вовсе незаинтересованным, а его спокойствие словно возносило его над сделкой и тем — рождало уверенность в ее непременном успехе. Закончил Гринев просто:
— У меня все.
В комнате повисла пауза. Она продолжалась минуту-другую, пока напольные часы в углу не заскрежетали и не пробили получас. Борзов заговорил спокойно:
— Мне нравится ваш проект, Олег Федорович. Он изящен, эффектен и малую толику безумен. А потому имеет шанс на успех. Но... рисковать такими деньгами только под вексельное поручительство конторы...
— Вы же понимаете, Никита Николаевич, любая перестраховочная компания потребует такие проценты, что...
— Я понимаю.
— К тому же это будет утечка. А в свете предстоящей игры...
— Возможной игры, господин Гринев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19