без неуклюжего протеза отец выглядел стройнее и сильнее.
Джозеф обнял мальчика за плечи и поставил его перед собой. Так они стояли рядом – отец и сын – и взирали на свои отражения в высоком зеркале. Все существо Майлза было исполнено благодарности. Ему хотелось плакать, хотелось крепко обнять отца, и в то же время была очевидна невозможность этого. Он тихо стоял, дрожа от счастья. В первый раз он ощущал тяжесть дружелюбных рук отца на своих плечах и упивался отражением в зеркале – маленький мальчик в объятиях и под защитой большого, одетого в черное отца. Когда Джозеф отпустил его, Майлз молча повернулся и пошел к себе, словно зная, что именно это нужно сейчас сделать.
Это было первое открытие. После него очищения стали суровее и взыскательнее, но Майлз понимал, что это необходимо.
* * *
Летом того же года Майлза отправили в церковный лагерь. Там были утренние и вечерние службы и библейские чтения. Остаток времени был посвящен купанию в океане, прогулкам по скалам и по пляжу и автобусным экскурсиям по округе. Как правило, после обеда мальчики были предоставлены сами себе.
Довольно часто Майлз посвящал свое свободное время занятиям в вечернем классе Библии. Он всегда вызывался читать вслух, если ему давали такую возможность. Мальчик приходил заблаговременно, чтобы обсудить с учителем свой отрывок текста. Так как он был сыном священника, учителям не хотелось отказывать ему, хотя они охотно сделали бы это. Им казалось, что этот подросток слишком уж замыкается на тех пассажах из Ветхого Завета, где говорилось о потоках крови, о братоубийстве и предательстве, но самое главное – Майлз очень перевозбуждался: его голос то угрожающе затихал, то возвышался до патетического негодования. Это можно было принять за актерский наигрыш: подростки вообще склонны к излишней аффектации, если бы манера мальчика не напоминала столь разительно проповеди его отца. Майлз стоял у алтаря с Библией в руках, в которую он почти не заглядывал, и читал так, словно над его головой горит пятидесятный огонь; в углах его рта выступала пена, глаза были широко раскрыты, будто он зрил горный свет. Лишь немногие мальчики впечатлялись чтением Майлза, все остальные считали его занудой.
Много времени Майлз проводил в одиночестве. Он любил забираться в горы и глядеть оттуда на море, чья необъятность вызывала в его воображении картины Божьей любви и гнева. Частенько он лежал на дюнах, слушая шорох песка, сыплющегося сквозь тростниковые заросли, напоминающий ему шелест снежинок на покрытой настом лужайке. Мальчик закрывал глаза и представлял себе, как они с отцом – воины Христа – разбивают орды язычников. Отец несет огромное пылающее распятие, которое горит с тихим урчащим звуком, похожим на шум прибоя. Огненные языки лижут ему ладони и запястья, но он не убирает их. Майлз несет меч. Язычники спасаются от них бегством, а они преследуют их и загоняют неверных в лагерь с вышками и высокими заборами из колючей проволоки.
Именно в дюнах Майлз наткнулся на двух парней. Они полулежали друг против друга на песке в закрытой ложбинке невдалеке от пляжа без джинсов и без плавок. Казалось, они что-то изучают у себя между ног: они сосредоточенно глядели себе в пах и непрерывно двигали руками.
Майлз наблюдал, пока один из них не поднял голову; потом на мальчика посмотрел и второй. Последовало минутное молчание. До этого Майлз вел жизнь отшельника и потому спросил, чем это они занимаются. Высокий парень фыркнул и убрал руки, чтобы Майлзу было видно. И все равно мальчик не понял, что это означает. Он спустился к ним в ложбинку, и они помогли ему понять.
Сначала он боялся, но потом новые ощущения вытеснили страх. Парни смотрели на него, пока он не закончил. Потом они со смехом повалили его на землю лицом вниз. Один парень схватил его за плечи, а другой встал позади него на колени. Майлз почувствовал острую боль в анальном отверстии, а потом – ноющую боль, какая бывает при непроизвольном истечении. Он закричал, но в рот ему попал песок, и у него на зубах заскрипели песчинки. Это продолжалось довольно долго. Парни делали свое дело молча и сосредоточенно, как и раньше. Потом они поменялись ролями. Второй встал коленями на плечи Майлза, а первый обхватил руками его бедра.
Когда они ушли, Майлз остался лежать на песке. В течение получаса он не мог даже плакать. Потом он дюйм за дюймом взобрался на дюну, откуда был виден океан. Мальчик глядел на бесконечную водную ширь, и океан казался ему огромным, вздувающимся и бурлящим абсцессом.
Майлз понимал, что не может рассказать о случившемся и что парни это знают. Это было его второе открытие и первый случай, когда он утаил что-то от отца в день очищения.
* * *
Его жизнь теперь изменилась – он начал замечать девушек на улицах и в церкви, начал думать о них. Он знал, что эти мысли – нечистые, но ничего не мог поделать с собой. Его убивало сознание того, что здесь, в Божьем доме, под Божьим оком, ему приходят на ум такие грешные мысли. Каждый раз, когда он закрывал глаза и склонял голову в молитве, его фантазия рождала запретные образы, будто на запруженном потоке собиралась грязная пена.
Девушек было много, очень много. Они прогуливались по улицам в летних платьях, под легкой тканью лифа колыхались их манящие груди; их бедра покачивались из стороны в сторону. У них были узкие талии и тонкие загорелые руки, их длинные волосы развевались на ветру. Притворная застенчивость, которую они напускали на себя в церкви, дразнила Майлза. Он заметил, что перед тем как сесть, они расправляют под собой платье и проводят руками по бедрам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119