..
-- Идемте, посидим где-нибудь, перекусим.
-- Это бы не помешало, целый день пообедать некогда было. Садитесь в машину, поедем в ресторан, пока там пусто.
Ресторан мало чем напоминал своих городских собратьев по названию -столовая и столовая, только по вечерам здесь подавались и спиртные напитки. Тогда здесь было не протолкнуться, пили за столами, на подоконниках, в коридоре, вестибюле, на лестнице. Что нельзя было выпить здесь, уносили с собой...
Сейчас пока была тихо, только за двумя-тремя столиками виднелись посетители, явно командировочные. Степанов и Павел сели у окна и стали тоскливо поджидать официантку, одну-единственную на весь зал.
-- Я пишу на сельхозтемы, вот и решил с вами познакомиться, хотел даже к вам домой ехать, но вот так получилось...
-- А что вас интересует, я ведь фермер без году неделя и успехов пока особенных нет. Взял бычков, откормил, продал -- вот и вся работа.
-- Мне не хотелось бы писать о вашем хозяйстве, о вашей работе, меня интересует ваша политическая позиция, философская...
-- Ого, куда вас потянуло. Это не ко мне, какая у меня философия, я уже рассказал вам только что: откормил -- продал, вот и все.
-- Слышал я, что вы враг колхозов и здесь я с вами полностью солидарен.
-- Скажите, сколько лет вы пишете на эту самую сельхозтему?
-- Я, можно сказать, ветеран -- лет пятнадцать по районам мотаюсь.
-- Ну, вот, а теперь другой вопрос: давно ли вы стали таким врагом колхозов?
-- Ну, это демагогия. Некорректный вопрос, сами понимаете, какое время было.
-- А какое было? Такое же. Для вас ведь ничего не изменилось: вы как ели хлеб, мясо, картошку из магазинов, так и едите... А вы не задумались над тем, почему вы за мной охотитесь, как эа редким зверем? Потому, что я и есть пока очень редкий зверь. Мало пока нас, фермеров.
-- Колхозы мешают...
-- А чем это колхоз мне помешать может? Председатели, начальники -- эти могут, да и то не все. Колхозы разломать можно очень быстро. Согласен, они народ плохо кормят. И распускать их надо, но как? Вот когда мы, фермеры, станем по-настоящему на ноги, тогда делайте с ними, что угодно.
-- Честно скажу, не ожидал я от вас таких реакционных, прямо скажем, взглядов...
-- Лгать грешно, но еще более страшный грех -- говорить правду. Человек стал человеком только потому, что научился лгать, а значит испытал, что такое радость и забвение. С тех пор человечеству всегда хочется радости. А какая радость от той правды, которая идет с экрана телевизора? Пара таких вот правдолюбцев может погубить в сто раз больше людей, чем армия лжецов. Посмотрите внимательней вокруг и вы увидите эти жертвы...
-- Странная у вас философия, прямо какой-то Лука из пьесы Горького... Как вы можете оправдывать все, что творится у нас?
-- Ничего вы, однако, не поняли и не поймете. Страну спасут обыкновенные человеческие чувства: любовь, сострадание, дружба, долг, наконец... Хотя мы это уже проходили: я -- должен, ты -- должен... Никому я ничего не должен.
Вам тоже могу посоветовать -- зарабатывайте побольше и не будете никому ничего не должны.
-- Как просто у вас, все свели к материальному благополучию.
-- А к чему еще сводить? Что вы делаете в жизни такого, чтобы вас это отличало от остальных людей. Как вы пишете, не знаю, не читал, а возраст уже не детский, значит пишете не очень, платят вам мало. Вот вы и ищете, чтобы еще разломать, чтобы стать знаменитым в одночасье, все вас любить будут, автографы просить. Нравится вам такая правда?
-- Какая же это правда, вы же совсем меня не знаете?
-- А вот так! Это моя правда и неважно, прав я на самом деле или нет. Моя и все тут. Вам, я вижу не нравится, а мне может не понравиться ваша, так что же делать? Вот и идет война разных правд, а страдают люди и кровь льется настоящая, людская...
-- Вы, я слышал, тоже воевали, ранены... Но ведь воевали за неправое дело, вмешивались в чужие дела, как же быть с этим? И, наверно, пенсию за это получаете, льготы имеете?
-- Вот вам и еще одна правда: война была преступная, участники тоже чуть ли не преступники: воевали не там, где надо -- эначит просто плохие люди. Одни, мол, протестовали против войны, а вы отправились воевать. Тоже правда. Только вам этого не понять никогда. Для этого надо было быть там...
Павел помолчал, заканчивая ужин, отодвинул тарелку, взял стакан с компотом, посмотрел на подозрительную жидкость и отставил в сторону.
-- Нет, дорогой товарищ Степанов, пишущий на сельхозтемы, пенсию я не получаю, льгот не имею, не заслужил. А деньги я зарабатываю, чего и вам желаю.
Положив на стол деньги, Павел Алексеевич, попрощался с журналистом кивком головы и пошел к выходу.
Семену уже надоело наблюдать за домом и двором Лемешонков. Алексей все еще возился с изгородью, жена часто выбегала во двор выбивать половики, ковры, выносила мусор... Уборка у нее. Мужик трудится, жена дом стережет. А фрайерок эабор чинит. Чини, чини, не поможет твой забор против настоящих воров... Главного не видать, но скоро будет: что-то те, во дворе, часто на часы посматривать стали и на дорогу. Пора начинать, но хотелось, чтобы они были в доме, хотя... Семен привстал на коленях.
-- Шварц, тебя он сразу узнает, а вот Стасу наденем кепочку... Так, ты подойдешь со стороны дороги к фрайерку, пусть он на тебя смотрит, пусть узнает, он сразу не сообразит. А я пойду за сараем. На меня не смотри, будет разговаривать -- поговори со старым другом. Шварц на месте пока, а как только я этого дурачка уговорю, быстро в хату и чтоб баба не пикнула. Только не вырубай, пусть своими ногами идет. Я за тобой в хату, а Стас бегом за машиной. Сдавай задним ходом, чтоб сразу рвануть. Пошли.
Стас неторопливо шел по дороге, намереваясь пройти вдоль забора, где возился Алексей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48