Если бы все было справедливо, я бы не бренчал ключами в этом заведении.
Он кивнул на камеру.
— Входи, — сказал он.
— Мне необходим экземпляр «Тюремных правил», — напомнил Шеферд.
— Я принесу.
Шеферд не сдвинулся с места.
— Мне надо сейчас.
— Я сказал, что принесу. В камеру, Макдоналд.
— У меня есть право на экземпляр «Тюремных правил». Ты отказываешь мне в моих правах.
— Ты нарушил дисциплину! — воскликнул Гамилтон. — Не выполнил приказ офицера. Немедленно входи в камеру, или я доложу о твоем проступке.
— В таком случае я пойду к начальнику тюрьмы и расскажу ему, как все произошло.
Шеферд стоял, уперев руки в бока, и смотрел на охранника. Он не собирался отступать.
Гамилтон смерил его взглядом. Шеферд был на несколько дюймов выше его и в лучшей физической форме. Надзиратель не мог силой загнать его в камеру, по крайней мере в одиночку. Но позвать других охранников означало признаться в том, что он не справился с ситуацией. В глазах товарищей и в собственных. Шеферд представлял, как тюремщик шевелит извилинами, взвешивая все «за» и «против». Потом он медленно кивнул.
— Подожди здесь, — сказал Гамилтон.
Он спустился по лестнице, покачивая связкой ключей. Шеферд облокотился на перила и проследил, как он покинул секцию. Уборщики на первом этаже подняли головы и посмотрели на Шеферда. Один из них улыбнулся и поднял большой палец.
Гамилтон отправился на контрольный пункт и переговорил с Тони Стаффордом. Через несколько минут он вернулся с брошюрой и бросил ее Шеферду. На обложке было написано «Тюремные правила за 1999 год», внизу стояли даты внесения поправок.
— Ну что, доволен? — усмехнулся Гамилтон.
— Спасибо, — сказал Шеферд.
— А теперь марш в камеру! — распорядился надзиратель. — Если не выполнишь мой приказ, вызову группу поддержки.
Шеферд спокойно улыбнулся и вошел в камеру. Гамилтон захлопнул дверь, и он услышал, как тот шагает по площадке. Это была маленькая победа, и Шеферд сознавал, что такие победы много значат в тюрьме. Он сел на койку и принялся читать «Правила».
* * *
Джералд Карпентер выжал из швабры лишнюю воду и шлепнул ею об пол, стараясь не замочить дорогие туфли. Не для того он платил за них две сотни фунтов, чтобы теперь мыть эту вонючую тюрьму. Часто жизнь складывается совсем не так, как ты планировал.
Карпентер презирал физический труд, но место уборщика выбрал сам. Так он мог почти весь день находиться вне камеры и свободно перемещаться внутри секции. Большую часть времени он проводил на верхнем уровне, а работа в бригаде позволяла ему спускаться и на другие этажи. Многие уборщики подрабатывали еще и посыльными, разнося между камерами сообщения и контрабанду, но, разумеется, никто из заключенных не посмел бы попросить Карпентера о такой услуге.
Во время работы в тюрьме стояла тишина, в часы общения тут царил бедлам — орала музыка, у бильярдных столов ругались игроки, раздавался хриплый хохот. Даже глубокой ночью не было совсем тихо: где-то бормотал телевизор, мурлыкало радио, вскрикивал или стонал кто-нибудь из заключенных. По этим звукам всегда было понятно, что здесь томятся еще полсотни душ — вернее, сто пятьдесят, если считать весь блок. Но когда люди уходили на работу, всюду наступал покой и мир. Конечно, не как в церкви — неприглядная обстановка исключала подобное сравнение, — но, например, как в монастыре, если не замечать зарешеченных дверей и защитной сетки. Впрочем, здешним совсем нет дела до духовных ценностей, улыбнулся Карпентер. Трудно найти другое место, где люди находились бы так далеко от святости.
Карпентер продолжал возить по полу мокрой шваброй, и его улыбка стала шире. Утром он получил хорошие новости. Эксперт по электронике, собиравшийся давать показания в суде, заявил, что не сможет участвовать в процессе по состоянию здоровья. Карпентер знал, что Гари Нелсона можно заменить, но на поиски другого эксперта уйдет время, если вообще найдутся желающие. В стране мало специалистов такого уровня, а слухи распространяются быстро. Избитый и напуганный Нелсон послужит живым примером для каждого, кто посмеет выступить против Джералда Карпентера.
Шаг за шагом Карпентер разрушал выстроенное против него дело. Материалы уголовной полиции похищены и уничтожены. С Джонатаном Элиотом разобрались. Яхта, главная улика обвинения, исчезла в клубах пламени. Однако на его пути к свободе еще оставалось важное препятствие — сотрудник таможенной службы Сэнди Роупер.
Карпентер ненавидел Роупера всей душой. Не только из-за того, что показания этого человека могли оставить его за решеткой на неопределенно долгий срок, но и потому, что раньше он был ему очень симпатичен. Вдвоем они пили, ходили на футбольные матчи и в стриптиз-клубы, смеялись, травили анекдоты. Со временем их отношения едва не превратились в дружбу, а Карпентер редко близко подпускал к себе людей. Предательство Роупера оскорбило его лично. Таможенник врал ему на каждом слове. Имя, возраст, школа, в которую он ходил, заключенные им сделки — все было враньем. Роупер буквально опутал Карпентера паутиной лжи. К тому же он таскал на себе подслушивающее устройство, записывая все, что говорил Карпентер. Он ввел его в свой самый ближний круг, а Роупер оказался предателем. И ладно бы еще из-за денег — тогда Карпентер сумел бы его понять, возможно, даже посочувствовать. Будь Роупер обычным стукачом и получи он от полицейских деньги за информацию, Карпентер не простил бы ему измены, но понял бы его мотивы. Полицейские могли на него надавить, чтобы выбить нужные им сведения, такое иногда случается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122