Попал на мушку, и прощай. Это не трудно, особенно когда по пять-шесть цинковых гробов в день с корешами на родину отправляешь. Простые деревенские ребятишки из-под Курска и Рязани. Это ты на парадах бугаев насмотрелся. Блестят и сверкают, чеканя шаг, а в остальное время мышцы качают в тренажерных залах. На Кавказе их никто не видел. Кому они нужны, манекены с витрины.
— Складно поешь, паломник. Глупо получилось. Там, в горах, ты счет не вел своим трупам. Медали за них получал, а на гражданку вернулся, один раз стрельнул, и вместо медали каталажка.
— Страна у нас такая. Меня государство убивать заставляло. Я, кроме этого, ничего делать не умею. Это государство мне указывало на тех, кого я должен считать своим врагом. А как только я сам решил, кто мой враг и настоящая мразь, так меня тут же нарекли убийцей. Но я не жалею. Таких ублюдков надо стирать в порошок. Он отряд погубил, а сам сухим из воды вышел. Двенадцать душ на его совести. Дуриком мне удалось выжить. В расщелине меня зажало. Вот и уцелел. Недолго он жизни радовался. Ушел я на дембель, разыскал гада и вышиб ему мозги. Не убийство это. Расстрел. А зона меня не пугала, я готовился к худшему, а они со мной по-хорошему. Девять лет.
— Ты прав, паломник. Месть — дело святое! За нее и сдохнуть не жалко. Жалко, если сдохнешь, а отомстить не успеешь. Жизнь такая короткая. Я раньше не знал об этом.
— Ты чего бормочешь, Черный?
— Так, ничего. Поезд ход замедляет. Наш полустанок. Держи ухо востро, паломник. Мы на вершине нашего пути.
Поезд остановился на платформе Хвойная.
***
Большая «железка» пролегала от Челябинска до Красноярска, а если говорить масштабно, то соединяла Москву с Владивостоком. Не доезжая Новосибирска, за Чулымом находилось несколько промежуточных полустанков, расположенных в глубине тайги. Чтобы Сычеву добраться до исправительно-трудовой колонии с роковым номером тринадцать, ему пришлось проехать от Красноярска через Томск, Новосибирск до тихого полустанка Хвойная. Здесь он пересел на «кукушку», что-то наподобие московской электрички, состоявшей из трех вагонов старого образца. Один раз в сутки электровоз таскал эти вагончики в глубь тайги к леспромхозу. Одноколейка в тридцать километров предназначалась для переброски леса к главной железнодорожной артерии, и если леса скапливалось слишком много, то «кукушку» отменяли.
Десять-пятнадцать человек и три вагона занимали отросток железной дороги в течение часа, а то и больше. Лес в этих местах важнее людей, и он получал зеленую улицу, включая красный свет для пассажиров.
Сегодня «кукушку» пустили, так как начальник станции Хвойная получил телефонограмму, в которой говорилось о прибытии оперативного работника с особыми полномочиями. Следователь Сычев пересел в «кукушку» и час десять минут ехал через бесконечную тайгу на север к Васюганской равнине. Его спутниками были двое солдат, возвращавшихся из краткосрочного отпуска, трое охотников, которых легко определить по волчьим полушубкам, и несколько рабочих из леспромхоза. На заготовках работали бывшие зеки, которым некуда было возвращаться после отсидки, и они оставались в тайге на всю оставшуюся жизнь.
Начальник ИТК-13 подполковник Петухов лично прибыл в леспромхоз на «ГАЗ-69» встречать краевое начальство. Он получил радиограмму и знал, кто к нему едет, и по этой причине прибыл на станцию один, без шофера. Чтобы добраться до зоны от леспромхоза, нужно проехать десять километров по таежной заснеженной дороге, пересечь шоссе, проехать еще пять верст, миновать поселок я далее по прямой, через пустыри равнины к лагерю.
Петухов нервничал. Встреча старых друзей, которых развела судьба в момент их профессионального взлета, не могла стать будничным событием. Петухов и не думал, что их тропинки вновь пересекутся. Он до сих пор не мог понять, почему и зачем ему в помощь присылают следователя краевой прокуратуры? Побег из зоны — дело обычное, и высокое начальство не реагирует на частые сводки о побегушниках. В Сибири лагерей больше, чем кубометров древесины, и придавать значение пустякам здесь не принято. Единицам удавалось выйти из тайги живыми, но и они вскоре возвращались назад. В крупных городах, куда рвались беглые, их быстро загребали под локотки. Местная милиция имела большой опыт и сноровку по отлову голодных и холодных соскочей.
Выезд на место следователя — дело необычное, и этот факт также беспокоил Петухова. Возможно, он что-то не понимал, либо в деле беглых имелись особые заморочки, о которых он ничего не знал.
Сычев не испытывал такого волнения. Он понимал, что его выгнали из города, дабы он не мешал. Сычев хотел помочь старому другу. Он оценивал себя как грубую силу, способную вытаскивать вещи из пламени, но не тушить сам пожар.
Сычев не хотел стать обузой для друга, у которого сейчас забот полон рот. По части розыска Петухов был высоким профессионалом, и двенадцать лет лишений не могли его дисквалифицировать.
Поезд замедлил ход и крадучись подобрался к платформе. Жалкая кучка пассажиров высыпала на заснеженный перрон и двинулась вперед, где стояла одинокая фигура человека в белом полушубке и унтах.
Их встреча выглядела сентиментально-киношной, со слезинками на глазах и долгими объятиями и похлопываниями по спинам.
— Привет, чертяка! Живем! — хрипел Сычев.
— А куда денешься, Алешка! Нас не так-то просто сгноить! — После долгой церемонии встречи друзья направились к машине.
— А ты, чертяка, небось от работы филонишь и решил ко мне на каникулы завалиться? — с хитрой усмешкой спросил Петухов.
— От тебя ничего не скроешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158