Чиун никогда не говорил с Римо подробно на эту тему. О таких вещах он вообще не говорил с белыми.Существовала и другая причина. В древних манускриптах Дома Синанджу говорилось, что белый человек, чудом избежавший смерти и ставший после многих лет упорной работы Мастером Синанджу, войдет в историю как самый великий Мастер, потому что он больше, чем человек: он земное воплощение Шивы-Дестроера, бога Разрушения, Чиун верил, что Римо именно тот человек. Сам Римо считал это несусветной чушью, но ничего не говорил Чиуну, не желая огорчать старика.Римо продолжал молчать, и тогда Чиун сказал:— Надуться и молчать — проще простого, но это не ответ.— Я могу повторить еще раз то, что уже сказал, но ты не хочешь слушать.— Лучшие годы жизни, самые духовно просветленные годы я положил на то, чтобы вдохнуть мастерство Синанджу в твою душу, а теперь ты стыдишься его!— Я не стыжусь.— Тогда как же ты можешь называть ремесло Синанджу убийством? Простым убийством. Автомобиль может убить. Можно разбиться при падении. Можно отравиться грибами. Вот это все убийства. А мы не убиваем.— А что же мы тогда делаем? — спросил Римо.— В английском языке нет подходящего слова. В том, какое есть, отсутствует величие.— Нет, оно самое подходящее, — упрямо заявил Римо.— Вот уж нет, — Чиун даже сплюнул. — Я отказываюсь играть роль гриба. Может, ты гриб, а я нет и никогда им не стану. Я согласился учить тебя, несмотря на то, что ты белый. И никогда не стыдился этого.— Ты постоянно напоминаешь об этом, папочка.— Ты сам начал этот разговор. Так вот: не придавая никакого значения тому, что ты белый, я передал тебе все свое знание, я поделился с тобой всеми секретами Синанджу.— Ты просто не нашел в Синанджу более подходящей кандидатуры. Вот почему связался со мной. Поначалу ты собирался научить меня паре приемов, заработать на этом мешок золота и укатить домой. Но ты задержался, и я знаю почему. Ты увидел, что я именно тот человек, который может постичь ваше ремесло. Человек из нашего времени. Не из эпохи Мин или Фу или любой другой династии — от Персии до великих японских правителей. Человек сегодняшнего дня. Я. Единственный, кого ты нашел.— Всегда старался не думать о том, что имею дело с неблагодарным белым. Я передал тебе то, что даровано от века одному только Дому Синанджу, — торжественно проговорил Чиун.— И я прилежно учился и все постиг.— Так как же тогда ты можешь называть наше ремесло... таким словом?— Убийством? — спросил Римо. — Но ведь мы убиваем.Чиун в отчаянии прижал руки к груди, Римо произнес-таки это мерзкое слово. Кореец отвернулся от взбунтовавшегося ученика.— Убиваем, — повторил Римо.— Неблагодарный, — сказал Чиун.— Убиваем.— Тогда почему ты это делаешь? — спросил Чиун.— Делаю, вот и все, — ответил Римо.Чиун всплеснул руками — очень изящными, с длинными ногтями.— Понятно. Действие без всякого смысла. И как мне бедному теперь считать — ты что, делаешь это для Дома Синанджу или для меня?— Прости, но...Римо не дано было закончить фразу: Чиун заткнул уши. Пришло время оскорбиться по-настоящему, и Чиун так и поступил. Перед тем, как отойти к окну, из которого открывался прекрасный вид, на фоне которого его обида была бы еще заметнее, он произнес только одну фразу:— Никогда больше не употребляй этого слова в моем присутствии.Чиун уселся перед окном в позе лотоса, спиной к Римо и к самой комнате, голова в полном равновесии с безупречным позвоночником, на лице — сосредоточенное выражение безмятежного спокойствия, полный уход в себя. Да, это было величественное проявление обиды. Но в конце концов он Мастер Синанджу.И только услышав, как захлопнулась дверь номера, Чиун вспомнил, что шеф КЮРЕ просил кое-что передать Римо.— Я заеду в гостиницу, мне нужно повидаться с ним, — сказал Смит.— С восхищением будем ожидать вашего появления, о, император, — пропел Чиун.— Передайте Римо, чтобы он подождал меня.— Ваши слова навечно запечатлятся в моем сердце, — пообещал Чиун.— Могу я надеяться, что вы передадите ему мои слова?— С той же точностью, с какой солнце возвещает весенним цветам о своем приходе, — заверил его Чиун.— Это означает “да”? — поинтересовался Смит.— Разве солнце восходит утром, а луна — ночью, о, император? — спросил в свою очередь Чиун.Римо частенько поправлял корейца, говоря, что доктор Харолд Смит вовсе не император и сроду им не был. Он только возглавляет КЮРЕ. Смита и назначили на эту должность, объяснял Римо, потому что он не придавал значения званиям и никогда не стал бы использовать мощь своей нелегальной организации для самовозвышения. Слушая Римо, Чиун снисходительно улыбался, думая про себя, что со временем Римо повзрослеет и станет лучше понимать людей. Нельзя же всему научиться в один день.— Значит, вы передадите ему мою просьбу сразу же, как только он придет? — осторожно осведомился Смит.— Он услышит вашу просьбу прежде, чем увидит мое лицо, — пообещал Чиун и, повесив трубку, вернулся к более важным, с его точки зрения вещам, а именно — плакатам, клеймящим убийц-любителей.И вот теперь, когда за Римо захлопнулась дверь, он вспомнил о поручении Смита. Но всем это было не так уж важно. Золото за службу регулярно доставлялось водным путем в Синанджу, и из-за непереданных поручений поток его не прекратится. Кроме того, Чиун всегда найдет, как оправдаться перед Смитом. Надо уметь ладить с императорами. Когда-нибудь и Римо научится этому. * * * Харолд В. Смит прилетел в Бостон, и в аэропорту ему стало плохо с сердцем. Во время Второй мировой войны его сбросили ночью на парашюте над Лиможем, и даже тогда он не ощущал себя столь беспомощным, как сейчас, держа в руках “
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68