Поэтому я вернулся в этот отель — ждать, пока ты придешь и признаешь наконец свою ошибку.— Чего это ты там смотришь? — Римо сделал попытку переменить тему. — Снова “Три куколки-2”?Морщины Чиуна сложились в печальную гримасу.— Нет. Я больше их не смотрю.— Неужели? — подивился Римо. — А мне казалось, они тебе нравятся. Они воплощают все самое великое, что есть в Америке. Не ты ли это, помнится, говорил?— Это было раньше.— А потом?— Повторные показы.— Повторные — что?— Показы. Они показывают одно и то же, пока нормальный человеческий мозг не наполняется этим, как губка, и перестает что-либо понимать.— Настоящие культурные американцы, — не преминул ввернуть Римо, — называют это повторной демонстрацией.— Демонстрация. Показ. Какая тут разница? Для чего показывать по нескольку раз одну и ту же картину? Вот когда по телевизору показывали любимые мной прекрасные драмы, никаких этих повторных... показов и в помине не было.— Да ведь твои мыльные оперы по два раза и не показывают, — ухмыльнулся Римо. — Наверное, даже там понимают — второй раз их никто не станет смотреть. Одного раза более чем достаточно. Лучше придумать какую-нибудь новую тягомотину — ее точно проглотят.— В настоящем искусстве, — наставительно изрек Чиун, — главное внимание уделяют деталям.— Так что ты все-таки смотришь на сей раз, папочка? — снова спросил Римо, усаживаясь рядом с Чиуном на диван.Диван прогнулся под его весом. Римо поморщился. В последнее время он избегал даже стульев, предпочитая в качестве сиденья надежный паркетный пол. Римо сполз на ковер, и его позвоночник, выпрямившись, принял более привычное его хозяину положение.— Сейчас, — возвестил Чиун, — я смотрю Читу Чин. Она прекрасна.— О, Боже! — скривился Римо. На экране действительно появилось напоминавшее по цвету и фактуре целлулоид лицо патентованной телевизионной красавицы. Голосом, больше напоминавшим визг циркулярной пилы, она запела песню, от которой у Римо сразу заломило зубы.— Она, — Чиун обратил к Римо счастливое лицо, — сейчас тоже в этом городе. Ты знаешь об этом?— Она, как бы тебе сказать, везде. Ее по всей стране показывают.— Великое счастье, — полуприкрыв глаза, вещал Чиун, — видеть корейскую женщину, добившуюся успеха в этой стране. Воистину Америка — земля неограниченных возможностей!— Точно, — кивнул Римо, — если даже этой полиэтиленовой барракуде дали эфир. Про что она там воет, папочка?— Не знаю. Я никогда не слушаю слов. Мне достаточно музыки ее голоса.— А слова?— Они мне не нужны. И потом, завистники все равно заставляют ее петь бессмыслицу.— Ну уж если ты признал это, — Римо довольно осклабился, — это прогресс.— Что ж, и я способен заметить некоторые — очень небольшие — недостатки даже такой великой страны, как Америка, — философски изрек Чиун. — Но их можно исправить. Я только что закончил свою новую поэму — в ней всего лишь одна тысяча семьдесят шесть стихов. Если люди с телевидения согласятся не пускать никому не нужную рекламу, Чита Чин вполне уложится с декламацией моей поэмы в то небольшое время, которое ей...— Не думаю, чтобы какая-нибудь программа согласилась пустить Читу Чин с твоей поэмой вместо семичасовых новостей, папочка.— Разумеется. Тем более что сама Чита не так важна...— Ты и это способен признать? — изумился Римо.— Конечно. Главное — это я. Мою поэму мы с Читой будем читать дуэтом.— Вот об этом можешь сразу забыть, Чиун высокомерно взглянул на Римо.— Я надеюсь, что Император Смит обо всем договорится с телевидением.— Смит может только привести в состояние боевой готовности армию, авиацию и флот, — напомнил Римо. — На большее его полномочия не распространяются. Чтобы он смог убедить президента какой-нибудь телекомпании отменить новости в семь часов... Что-то я сильно сомневаюсь в этом.— А я слышал, — не сдавался Чиун; — что эти программы новостей в последнее время испытывают... как их... финансовые трудности.— Твое трио с поэмой и Читой Чин вряд ли спасет их от краха. Поверь мне, папочка. Я знаю, что говорю.— Нет, это я знаю. Разреши напомнить — Мастер Синанджу не ты, а я. Конечно, ты проделал немалый путь по дорогам великого искусства Синанджу. Тебе скоро могут присвоить первую ступень мастерства. Когда-нибудь — кто знает — ты, может быть, даже будешь уметь все, что и я умею. Как видишь, я признаю и это. Почему нет? Имея такого наставника...— С тобой все равно никто не сможет сравниться, папочка.— С этим я могу согласиться. С сожалением, разумеется.— Ну конечно.— Но пока Мастер — я. — Чиун поднял голову. — В полном расцвете сил и опыта, который тебе копить еще долгие годы. Запомни, Римо: миром правят не только сила и власть. Есть еще и третья владычица — мудрость.— Я склоняюсь перед твоей мудростью, папочка. И ты прекрасно знаешь об этом.Чиун укоризненно посмотрел на Римо.— Далеко и далеко не всегда. В последнее время, по крайней мере. Например, ты всячески препятствуешь моему стремлению остаться в Америке.— Я не препятствую. Просто, по-моему, и ты и я переросли эту страну. Нам нужно вернуться в Синанджу. Тебе — к односельчанам, а мне — к моей невесте, Ма Ли.— Пожалуйста, не увиливай, Римо. Мне кажется, первая ступень мастерства вскружила тебе голову. Ты думаешь, что я больше не нужен тебе.Римо собрался было возразить, но Чиун протестующе поднял руку.— О, надеюсь, надеюсь, что мне это только кажется. Возможно, я ошибаюсь. Но уже много недель ты не садился у моих ног, чтобы с жадностью вбирать мудрость, которой один лишь я, хранитель истории Дома Синанджу, могу одарить тебя. Раньше все было не так. Раньше ты ловил каждое мое слово...Римо, ничего подобного не помнивший, молчал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64