Он отправил их на дальний берег острова и ждал, когда его люди вернутся с сообщением, что с русскими покончено. Но его люди не вернулись. О, тут требуется осторожность!
Корасон пригласил к себе русского посла и предложил заключить своеобразный мирный договор: каждый, кто сумеет выжить на острове в единоборстве с солдатами Корасона, будет окружен почетом и уважением. Так он понимал договор о дружбе и сотрудничестве.
Новость о заключенном Бакьей и Россией мирном договоре достигла Вашингтона одновременно с сообщением о казни «американского шпиона».
Комментатор крупнейшей телевизионной станции с легким виргинским акцентом и лицом праведника, которое слегка портила тяжеловатая челюсть, задал в эфир вопрос: «Когда наконец Америка перестанет терпеть поражение за поражением, засылая повсюду негодных агентов, и станет нравственным лидером мира, на что погрязшая в грехах Россия не может и надеяться?»
Приблизительно в то же время, когда комментатор, который очень любил навешивать ярлыки, но не умел различать, что хорошо, а что плохо, закончил передачу, на липкий от жары асфальт аэропорта Бакьи небрежно швырнули лакированный сундук — событие, благодаря которому престиж Америки получил шанс снова взлететь высоко.
Сундук был один из уже упоминавшихся четырнадцати; они были тщательно окрашены в разные цвета и их отполированные деревянные стенки горели на солнце. Тот, с которым обошлись так небрежно, покрывал зеленый лак. Носильщику и в голову не пришло, что старичок с азиатской внешностью и путешествующий к тому же с американским паспортом может оказаться важной птицей. Тем более что у носильщика возникло безотлагательное дело — ему надо было срочно рассказать армейскому капитану, стоящему под крылом самолета, как великолепно смешивает его троюродный брат кокосовое молоко с ромом. Напиток получается — первый класс, глаза на лоб лезут.
— Вы уронили один из моих сундуков, — сказал Чиун носильщику.
Вид у старика был самый миролюбивый. Шедший рядом с ним Римо нес в руках небольшую сумку, в которой было все необходимое: запасные носки, рубашка, шорты. Если он задерживался где-нибудь более, чем на день, то покупал все нужное на месте. Сейчас на нем были серые летние брюки и черная тенниска. Местный аэродром ему не понравился: сверкал алюминием, как новенькая плошка, которую уронили в ржавое болото. Вокруг аэродрома росло несколько пальм. Вдали темнели горы, там, наверное, жили те великие целители вуду, о которых по свету ходили легенды. Прислушавшись, Римо услышал мерный стук барабана, который звучал непрерывно, словно невидимое сердце острова. Оглядевшись, Римо презрительно фыркнул. Подумаешь, еще один заурядный карибский диктатор. Да пошел он к черту! Это шоу Чиуна, и если Соединенные Штаты финансировали представление, пусть узнают, что такое Мастер Синанджу.
Римо не слишком разбирался в дипломатии, но был уверен, что устрашающие приемы династии Мин здесь вряд ли пройдут. А впрочем, как знать. Засунув руки в карманы брюк, Римо наблюдал, как развиваются события между Чиуном, капитаном и носильщиком.
— Уронили мой сундук, — заявил Чиун.
Капитан в новенькой фуражке с золотым кантом и новых черных армейских ботинках, сверкавших так ярко, что в них можно было смотреться, как в зеркало, был тяжелее старого корейца фунтов на сто, пятьдесят из которых приходились на свисавший с черного пояса живот. Он тоже знал, что старик-азиат путешествует с американским паспортом, и потому презрительно сплюнул на асфальт.
— Послушай, что я тебе скажу, янки. Я вас всех не люблю, но желтых янки особенно.
— Уронили мой сундук, — повторил Чиун.
— Ты говоришь с капитаном армии Бакьи. Ну-ка покажи мне свое уважение. Поклонись!
Длинные пальцы Мастера Синанджу спрятались в кимоно. Он заговорил медоточивым голосом.
— Как ужасно, — произнес он, — что вокруг мало народу — некому будет послушать ваш прекрасный голос.
— Ты чего? — насторожился капитан.
— Пожалуй, двину я этого старого осла хорошенько, ладно? — предложил носильщик.
Парню было года двадцать два, чернокожее привлекательное лицо дышало юностью, а прекрасная атлетическая фигура говорила о постоянной физической активности. На восемнадцать дюймов выше Чиуна, он и капитана обогнал в росте. Обхватив могучими руками зеленый лакированный сундук, он взметнул его над головой.
— Я сверну голову этому желтокожему янки.
— Подожди, — остановил юношу капитан. — Что ты имел в виду, желтопузый, когда говорил о моем прекрасном голосе?
— Он будет звучать великолепно, — сладко проворковал Чиун. — Еще бы, ведь вы запоете «Боже, храни Америку», и в голосе вашем будет столько чувства, что всем покажется, что поет соловей.
— Да я скорее язык проглочу, желтопузый, — сплюнул капитан.
— Нет, не скорее. Язык вы проглотите позже, — заявил Чиун.
То, что кореец задумал, требовало большой осторожности. В зеленом сундуке лежали видеокассеты с американскими «мыльными операми», возможно, не очень аккуратно упакованные. Значит, он должен мягко опуститься с головы носильщика на землю, а ни в коем случае не упасть. Руки Чиуна плавным движением метнулись вперед и сомкнулись поочередно на правом и левом коленях носильщика. Казалось, эти желтые, как пергамент, руки греют юноше колени. Капитан не сомневался, что теперь уж носильщик непременно шарахнет этого старого дурня сундуком по голове.
Но тут с коленями носильщика произошло то, чего раньше капитан никогда не видел. Они оказались в ботинках. Колени вдруг съехали вниз внутри брюк и уперлись в ботинки. А сам носильщик стал на восемнадцать дюймов короче.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48