Он зарделся до корней волос, а его мочевой пузырь от напряга сжался в нестерпимо болезненном спазме.
— Сначала надо отлить, — сказал он и мягко устранился от мясистой ладони Ящика.
Он подошел к унитазу и снова поднял крышку. Встал к ним спиной. Расстегнул брюки. Однако не успел почувствовать долгожданного облегчения, как в голове у него все со звоном закружилось и он полетел, словно сизая голубица. И лбом буквально влип в шершавую стенку. Генка увидел над собой лицо Ящика — улыбающееся. Под верхней губой — открытый ряд металлических зубов, прокуренная до желтизны десна.
Но Генку так просто не взять. Оттого, что он целый год ходил на костылях, руки его приобрели стальную упругость, и сейчас это имело решающее значение. Ящик не ожидал отпора и потому тут же получил от Кутузова по соплям.
Подскочил тщедушный Осис. Его оловянно-застывшие глаза неотрывно следили за Генкой. В руках у Роберта болталось полотенце, которым он вознамеривался захомутать новичка. И захомутал-таки, и, скрутив концы полотенца жгутом, потащил Генку на середину камеры. Тот ловил ртом воздух, пытаясь просунуть пальцы под полотенце, чтобы ослабить его беспощадную хватку.
— Плохо, парень, нас знаешь, — сипел Осис, — мы не таких пидоров сажали на шампура.
Тут зашевелился Ящик и из-под руки глянул кровавым глазом. И Кутузов увидел, как этот глаз превращается в радужный омут, набирает нечеловеческую свирепость.
В какой-то миг Роберт оступился, осел на задницу, ослабив сцепку. Генка наугад ударил локтем, вложив в удар всю силу. Осис сник, и Генка понял — битва за выживание выиграна. Однако снаружи думали иначе: стукнул запор, и в открывшуюся настежь дверь ввалились контролеры. Кто-то из них по-хозяйски зычно крикнул:
— Ну, придурки, кто тут из вас стосковался по дубиналу?! Осис, это опять ты хвост поднимаешь? Или ты, Ящик, давно не получал по яйцам? А может, ты, однократка?
Кутузов скорее кишками, чем рассудком почувствовал всю полноту воспитательных мер блюстителей порядка. Его затошнило, и сквозь боль он слышал:
— Что, не можете как люди прописаться?! Чего не поделили, каплуны волго-донские?
— Вали отсюда, краснопер вонючий! — вдруг рявкнул пришедший в себя Ящик. — Валите, сами разберемся…
В ход пошли дубинки и даже железная арматура, и Генка окончательно понял: здесь это отработанная процедура и ему от нее тоже не откреститься. Он закрылся руками, согнулся, подставляя спину. Краем глаза видел, как от первых же ударов упал Осис и как вдруг неожиданно ожили кулачищи Ящика. Было ощущение, что пигмеи пытаются свалить мамонта. Но на нем повисли двое, двое других упали в ноги, а еще двое обрушили на его лицо, плечи, спину уродующий человеческую плоть металл.
Кутузов, словно подхлестнутый свинчаткой, ринулся на помощь Ящику. Схватив за шиворот одного из контролеров, оттащил его к двери и дважды с вожделением стукнул лицом о косяк.
— Не имеете права, — кричал Генка, — это настоящий самосуд!..
И вдруг он услышал, как по всему коридору раздались крики и стук. Это по какой-то неведомой связи известие о конфликте в 36-й камере дошло до остальных зэков, и те теперь демонстрировали свою солидарность.
Свист, стук, крики разрастались и разрастались. Своды центральной тюрьмы, повидавшей на своем веку разное, гудели.
Ящик был уже почти сломлен. Окровавленный, он сидел у стены, свесив на грудь стриженую голову. Контролеры, отбросив с дороги Генку, заполошно выметались из камеры.
Тюрьма улюлюкала и стонала, в воздухе сгущалась смута. Кутузов с Осисом подняли с пола Ящика и осторожно, как инфарктника, повели к нарам. У него не было сил самому поднять ноги, и им пришлось поднатужиться, чтобы уложить избитого.
Осис был бледнее обычного, его колотила дрожь. Генка наоборот — как никогда спокоен, хоть ссадины на руках и шее при малейшем движении напоминали о себе.
Ящик, стиснув зубы, молча переносил страдания. На нем не было живого места.
— Неси воды, — приказал Генка, и Осис с кружкой послушно потрюхал к крану.
Они ставили примочки и зажигали для Жоры сигареты. Ящик вроде бы пытался завести разговор, но не мог, не до того ему было…
Кутузов предложил написать жалобу окружному прокурору, но Осис отсоветовал…
Немного оклемавшийся перед вечерней проверкой Ящик стал во всем обвинять Кутузова. Мол, если бы тот не стал ерепениться, ничего бы такого не было.
— А у меня выбор был? — в ответ спросил Генка. — Не контролеры, так вы бы меня ночью придушили…
— Мы тебя и так можем придушить… Правда, когда ты того козла мордой утюжил об дверь, мне показалось, что ты не совсем гондон. Нас тут держат под замком, а настоящие душегубы ходят в форме полицаев.
И тут Кутузов под ненавязчивый рефрен отборной матерщины, как бы отвечая откровенностью на переживания сокамерников, рассказал о своем деле. Слушали не прерывая.
— У тебя легкий случай, — Ящик скривил от боли и без того кислую физиономию. — Хороший адвокат за пятнадцать минут тебя отмажет, и прокурору придется довольствоваться низшим пределом. От силы пять-шесть рокив схлопочешь, зато пройдешь настоящий вуз жизни.
По слову «рокив» Генка решил, что Ящик из украинцев, и потому поинтересовался, где тот был 26 апреля 1986 года, то есть в день взрыва на Чернобольской АЭС. Потихонечку подводил разговор к своему участию в ликвидации последствий аварии…
Оказывается, Жора уже сидел по малолетке в «Белом лебеде» под Даугавпилсом. Если бы Генка мог заглянуть в обвинительное заключение этого подающего надежды уголовника, он бы прочел там нестандартную констатацию: «Георгий Ящик, 1974 года рождения, украинец, в 1993 году сбежал из колонии и совершил ряд краж и убийство.
1 2 3 4