— Ну да? И что ты собираешься с ними делать?
— Буду целый год греть бока на Карибских островах. Я все хорошо обдумал. Наберу красивых девчонок и буду каждый день наливаться ромом с колой.
— Смотри поосторожней с красивыми девчонками, парень. Они тебя обдерут до нитки. Сам потом будешь удивляться, куда денежки подевались.
— Нет. Я и об этом подумал, — серьезно ответил часовой. — Я твердо решил: тысяча долларов в неделю и ни цента больше.
— Тысяча! Так тебе на целый год и хватит!
— Ты что, двойку по арифметике имел? При таком раскладе я и два года протяну.
Болан быстренько произвел подсчет и поехал прочь, обуреваемый мрачными предчувствиями. Операция эта и в самом деле была задумана с грандиозным размахом. Сто тысяч долларов! На человека! Неужели такую сумму должны были получить все рядовые? На триста человек это составляло тридцать миллионов долларов! Что же все-таки должно было произойти? Неужели разовая операция? Принять участие в ней, а затем жить себе припеваючи? И на этом точка?
Значит, ставка в этой игре была поистине огромной. Но кто готов отвалить такие деньги за одну-единственную операцию?
Что же в действительности творилось, если Хэрлсон предложил ему генеральские звезды и неисчислимые богатства? Тридцать миллионов долларов за убийство одного только человека?
Болан направился прямиком к командирскому грузовичку, расстегнул анорак, стащил с головы шерстяной шлем и сел за стол напротив Сковича.
Тот был приблизительно одного возраста с Боланом, со свирепыми глазами и тонкогубым злым ртом. Он поднял голову и вперил в Болана немигающий взгляд.
— Кто вы такой?
— Поласки.
— Неправда.
Он еще раз оглядел Болана и начал потихоньку отодвигаться от стола, усеянного листками с бесчисленным множеством цифр.
— Не делай этого, — спокойно сказал Болан.
На свет появилась «беретта». Толстый глушитель на конце ствола напоминал вытянутую картофелину.
У Сковича задрожали руки, но он не осмелился убрать их со стола.
— Не могу поверить, — холодно произнес он.
— Постарайся все-таки, — посоветовал Болан.
— Чего ты хочешь?
— Твою шкуру.
Руки задрожали еще сильнее, но остались на столе.
— Ладно! Если она тебе нужна, возьми ее!
— Не беспокойся, я так и сделаю. Я тебя убью, Скович, с тобой все ясно. И не бойся, тебе даже не будет больно. Обещаю. А ты ничего не хочешь мне сказать?
— Отчего же? Чтоб ты сдох, сержант!
— И все? Ты сейчас все потеряешь, лишишься своих денег — и тебе нечего мне сказать? Неужто ты не сожалеешь о том, что сделал против своей страны?
— Моей страны! — презрительно сплюнул Скович. — Нет, ты и в самом деле идиот. Прав был капитан. Он с тебя тоже спустит шкуру, тварь.
— Поговорим лучше о тебе. Ты никому ничего не должен и ты хочешь, чтобы Америка была предана огню и мечу?
— Ошибаешься, Болан. Мне-то как раз они кое-что должны. И должна нам всем Америка. Даже тебе. Ты мог ведь примкнуть к нам. Разве тебе об этом не известно?
— Со мной никогда не говорили о деньгах, Скович.
Тот презрительно осклабился.
— Еще бы, — холодно произнес Болан. — Несколько тысяч долларов — и за что? Да я трачу столько каждый день на боеприпасы!
Скович промолчал. Он с презрением смотрел на Болана, в глазах его застыла дикая злоба. «Беретта» тихонько кашлянула, и у Сковича вдруг появился третий глаз посреди лба. Он откинулся назад и упал, опрокинув стул, на котором сидел.
Болан вздохнул, взял со стола бумаги Сковича и принялся их изучать.
Это были какие-то расчеты, все основанные на сумме в двести пятьдесят тысяч долларов. Болан сложил листок и сунул его в карман.
— Вот, значит, сколько причиталось? Двести пятьдесят тысяч долларов...
Сержант Скович продал свою душу за двести пятьдесят тысяч. Делом заправляли серьезные люди, которые не признавали шуток, особенно с деньгами. По подсчетам Сковича, выходило, что его штрафовали три раза. И каждый раз на пять тысяч долларов. Неудивительно, что часовой из взвода «Браво» совсем не рвался покидать свой пост. Вот, стало быть, чем поддерживалась дисциплина в отряде. Вознаграждение было достаточно велико, чтобы гарантировать преданность и честное отношение к службе со стороны солдат. Удачная формула.
Болан оттащил труп Сковича в угол кунга и накрыл одеялом.
— Ты еще немного продвинулся на пути к истине, — процедил он.
Глава 19
В доме Унди почти не было света. По всей видимости, здесь обосновался штаб проведения операции.
Болан сменил часового у входа в дом и отослал его подкрепиться к грузовику обеспечения.
— Кто сейчас в доме? — спросил он у часового перед тем, как тот ушел.
— Командиры взводов «Альфа» и «Браво» и еще какой-то тип, которого я раньше не видел.
— Судя по всему, они решили отдохнуть в комфорте.
— В этом преимущество офицерского звания, — философски ответил часовой.
Болан снял лыжи, поднялся по ступенькам крыльца и, открыв дверь, вошел в дом.
Свет горел только в гостиной. На стенах были развешаны карты и схемы проведения операции. У камина стояла на треноге доска, испещренная непонятными, нарисованными цветными мелками диаграммами. Диван отодвинули в сторону, а на его месте установили стационарную армейскую радиостанцию.
Этим и объяснялось, почему солдатам было запрещено появляться в доме. Запрет действовал с тех пор, как Болан примкнул к бойцам взвода «Альфа». И вот теперь он проник в самое сердце штаба противника.
Скинув анорак и повесив его у двери, Болан подошел к доске и погрузился в изучение диаграмм. Неожиданно на пороге двери, которая вела в кухню, появился человек в носках. В кобуре на бедре у него висел «кольт» 45-го калибра, а в руках человек держал стакан молока и сандвичи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39