— Найди тех, кто эти кассеты снимает, найди тех, кто закупает. Вот, собственно, и все.
Он говорил намеренно легкомысленно, и Марина понимала это. Как понимала и то, что дело совсем не простое. Пойди найди в миллионном городе нескольких уродов — у них ведь на лбу ничего не написано, а теперь, когда они знают, что видеокассеты попали в руки милиции, вообще могут затаиться.
— С чего вы собираетесь начать? — спросил майор на следующее утро.
Хотя Вербин сам предложил с первого же дня общаться на ты и по имени, в случае с Мариной он постоянно сбивался на вы и имя-отчество. В эти минуты она терялась, не зная, как отвечать.
— Идти нужно двумя путями, — сказала Марина, для наглядности подняв кверху два пальца. — Первый путь — найти детей. Тех самых, которые использовались для съемки. Сделать это можно, обойдя все школы и детские учреждения. Учатся же они где-нибудь. Только нужно распечатать фотографии с видеопленки — предъявлять для опознания. И через детей выйти уже на самих преступников.
Она загнула первый палец и неуверенно посмотрела на Вербина. Говорила она бойко, потому что накануне весь вечер думала о порученном ей деле и пришла к каким-то выводам. Но что скажет начальник о ее криминалистических способностях?
Вербин кивнул. Вроде остался доволен. Ну, хорошо.
— Второй путь, — продолжила Марина, несколько успокоенная. — Найти пути распространения кассет и выйти таким образом на изготовителей.
Вербин крякнул и откашлялся.
— Мы знаем, — осторожно заметил он, — что кассеты преступник вез на вокзал. Значит, он собирался увезти их куда-то для продажи. Скорее всего, в Москву. Поезд отходил как раз московский, да и вообще известно, что в массовом количестве такие кассеты тиражируются если не в самой Москве, то где-то там поблизости. Рынок сбыта самый большой, — пояснил он.
Марина улыбнулась: накануне вечером она успела подумать и об этом.
Здорово!
— Рынок сбыта находится в Москве, — согласилась она. — Но не будем забывать, что и у нас в Унчанске больше миллиона жителей. Сколько среди них маньяков-педофилов?
От этого вопроса сидевший за соседним столом Виталик даже закашлялся от смеха, но Вербин метнул в его сторону зверский взгляд.
— А ты думаешь — сколько? — осведомился он у Марины, хотя и на его лице появилась тень улыбки.
— Да на нашей работе побудешь, — не выдержал все-таки смешливый Виталик, — так скоро вообще все вокруг будут казаться маньяками-извращенцами. Кто не проститутка, тот извращенец. Я даже на свою жену теперь с подозрением смотрю.
— Я думаю, что человек сто найдется, — не об-Ращая внимания на смешки Виталика, произнесла Марина, нахмурившись. — Человек сто. Я имею в виду тех, кто готов купить такие видеокассеты. А вообще педофилов гораздо больше. Просто не все способны покупать дорогие кассеты. Значит, рынок есть и у нас.
— А откуда ты это знаешь? — озадаченно почесал стриженый затылок Вербин. — Разве кто-то ведет такие подсчеты?
Но тут Марина уже была на своем профессиональном коне.
— Я по образованию педагог, если вы помните, — сказала она, — и работала в школе. А потом — в ИДН. Конечно, подсчетов никто не ведет, но практика показывает, что лиц, склонных к педо-филии, не так уж мало. Большинство из них способны держать себя в руках — это правда. Им нравятся дети, они мечтают о сексе с детьми, но знают, что это — преступление и годы тюрьмы, так что сдерживаются. Но они — покупатели таких вот кассет. Это точно. Именно потому что сдерживаются.
— Ну да, — засмеялся Виталик, — в жизни они этого лишены, так хоть посмотреть. Поня-я-ятно. Поня-я-ятно, товарищ капитан, куда на прошлой неделе с вашего стола журнальчик пропал.
Он хитро посмотрел в сторону мрачно сидевшего в углу Лукоморова и захохотал еще громче.
— Какой журнальчик? — насторожился Вербин.
— Да тут журнальчик изъяли в одном киоске, — охотно пояснил Виталик, наслаждаясь смущением Лукоморова и распаляясь от этого еще больше. — В журнальчике порнография, голые негритяночки и всякое такое. Черненькие, как шоколадки. На столе у товарища капитана лежал тот журнальчик, а потом пропал.
Ну ничего, Петя, мы теперь знаем, куда он пропал и почему. Вот Марина как педагог нам объяснила: кто хочет, но не имеет возможности, тому хоть посмотреть охота.
Все засмеялись, и смущению Лукоморова не было предела.
— Что за чушь несешь, — набросился он на Виталика, весьма довольного своей шуткой. — Какой журнальчик? Ну, посмотрели мы с тобой вместе, а больше я его не видел — пропал куда-то…
— Да ладно тебе, Петя, не скромничай, — не сдавался Виталик. — Мы же тоже люди, все понимаем про психологию и всякую там физиологию. В Унчанске у нас негритянок нету совсем — куда же тебе податься? Вот от безвыходности и журнальчик в ход пошел.
Для Марины эти постоянные шуточки и «приколы» были в диковинку. Ей никогда прежде не приходилось работать в мужском коллективе. Сначала был филфак института — известное бабье царство, потом средняя школа, где тоже одни женщины кругом, а совсем недавно ИДН, куда мужчины служить тоже не идут. В женском коллективе такие вот грубоватые шутки были бы невозможны: женщины общаются иначе.
Марина смеялась вместе со всеми, при этом искоса наблюдая за реакцией Вербина. Как начальник он должен был пресечь этот разговорчик, ведь Виталик помешал говорить о серьезном деле. Но Вербин молчал.
Когда потом Марина спросила майора, он строго взглянул на нее и ответил:
— В милиции люди должны смеяться. Понимаешь? Нет? Это оттого, что ты еще недавно работаешь. Поработаешь больше со всяким дерьмом — поймешь. Чем серьезнее отдел, чем страшнее и противнее задания — тем больше нужно смеяться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97