Мало ли у кого как случается. Слушай, ты очень торопишься домой?
Марина остановилась и удивленно уставилась на него.
— Да нет, — произнесла она растерянно. — Артем наверняка уже спит. В последнее время нам удалось как-то с ним договориться, и теперь он засыпает один, не ждет меня. А в чем дело?
Увидев печальные и абсолютно трезвые глаза Вербина, Марина пожалела о том, что столь деловито задала последний вопрос.
— Мы можем зайти еще куда-нибудь посидеть, — ответил майор, сам чуть смутившись в свою очередь. — Если некуда спешить, то почему бы не поболтать еще немножко? Вон кафе напротив, оно открыто. Пойдем?
— Хочешь «заполировать»? — усмехнулась Марина. — А чем «полировать» станем? Обычно водку «полируют» пивом, но мне бы не хотелось.
— Коньяком, — коротко сообщил Вербин. — Водку лучше всего полировать коньяком. С лимончиком, хоть это и считается дурным тоном. Впрочем, для тебя возьмем шоколадку. Идет?
Кафе находилось в подвальчике, куда вели скользкие каменные ступени.
Наверняка раньше тут был просто какой-нибудь не нужный никому склад, а в последние годы деятельные люди привели все такие подвалы в приличное состояние и сделали в них магазинчики или небольшие кафе.
Народу было не слишком много, но достаточно: работающие круглосуточно кафе всегда привлекают людей, которым неохота идти домой.
Взяв у стойки коньяк в графинчике и нарезанный ломтиками лимон, они уселись за столик в дальнем углу, подальше от динамика, изрыгающего негромкую, но назойливую музыку.
И вот здесь, за этим столиком, на Марину, что называется, «накатило». Она сидела напротив Вербина, видела прямо перед собой его бледное лицо с очень темными глубоко запавшими глазами и внезапно ощутила такую теплоту, идущую от него к ней, что чувство доверия к этому человеку пересилило сдержанность и здравый смысл.
— Послушай, — тихо сказала она. — Я не оби-дела тебя тем вопросом? Ну, про твою жену?
— Да нет, — снова пожал плечами Владимир и даже слегка улыбнулся, одними губами. — Ничего страшного. Не бери в голову. Просто я не хочу об этом говорить. Но ведь у каждого есть такие темы, о которых ему не хочется говорить.
Он сказал это не для того, чтобы как-то уязвить ее: скорее всего, имел в виду только себя и такими словами пытался оправдать собственную нелепую жизнь и нежелание говорить о ней.
Марина опустила глаза к бокалу с плещущимся на дне золотистым армянским коньяком и, дрогнув длинными ресницами, упрямо прошептала:
— А я хотела бы об этом поговорить.
— О чем? — не понял Владимир и даже улыбнулся от растерянности. — О моей жене?
— Нет, — упорно повторила Марина, не отрывая взгляда от янтарных капелек на стеклянных стенках пузатого бокала. — Я хотела бы поговорить о том, о чем не хочется говорить… Мы с тобой никогда и не говорили об этом, как будто условились заранее. А сейчас я хочу спросить у тебя…
Теперь Вербин перестал улыбаться и опустил глаза. Они оба теперь сидели, не глядя друг на друга.
— О чем? — коротко и глухо спросил он.
Музыка в динамике на противоположной стене сменилась на нежную, лирическую.
Это была песня об одинокой женщине и о ее любви к женатому мужчине…
Но, от любви устав, Испытывая страх, Она следит за стрелкой на часах…
— Почему ты меня отпустил тогда? — спросила Марина, сделав над собой последнее усилие, которое, против ее ожидания, далось ей легко.
Она сидела замерев, даже не моргая и страшась следующего мгновения. С одной стороны, она неожиданно набралась храбрости и спросила о том, о чем смертельно боялась даже подумать, но что волновало ее. С другой стороны, Марине было страшно: ведь она коснулась темы, которая была запретной между ней и Владимиром. Да не просто коснулась, а впрямую задала вопрос. Как он может на это отреагировать?
Вербин медленно поднял на нее взгляд, помедлил еще, а затем улыбнулся. Он понял ее состояние.
— Ты нарушила правила, — сказал он. — Мы ведь с тобой еще в первый раз молча условились не вспоминать об этом. Было такое? А сейчас ты сама спросила.
Марина вздрогнула, легкий холодок пробежал у нее между лопаток. Но она всегда доводила начатое до конца. Будь что будет.
— Может быть, пришла пора изменить правила, — совсем тихо произнесла она.
— Зачем лгать себе и говорить, что ничего не было? Это было, это не приснилось нам обоим. Ты отпустил меня тогда. Почему ты это сделал?
Опять последовала пауза. Из динамика доносился голос Алены Апиной:
Любовь ее грешна, Но ангелы живут на небесах…
Прислушавшись к словам песни, майор неожиданно усмехнулся.
— Вот примерно поэтому, — сказал он, кивнув в сторону динамика. — Ангелы живут на небесах. А на земле все не ангелы, и каждый человек может оступиться, попасть в дикую историю, наделать ошибок. Всякий и каждый. Совсем недавно я на твоих глазах отпустил с миром гражданина Поликарпова. Помнишь? Отпустил, потому что не хотел портить ему жизнь. Ты ведь не удивилась и даже сама сказала мне потом, что я правильно поступил. Знаешь, я уже давно придумал для себя такую заповедь: если можешь не ломать человеку судьбу — не ломай ее.
Он поднял бокал и залпом выпил остатки коньяка. Потом поставил бокал на стол и закончил:
— А когда я увидел тебя в своем кабинете шесть лет спустя и узнал, кем ты стала и почему пришла, — понял, что не ошибся в тот раз. Правильно поступил.
Разве не так? И еще у меня есть к тебе просьба.
— Какая? — прошептала Марина, все еще глядя в свой бокал и как будто окаменев.
— Во-первых, всегда смотри мне в глаза — спокойно и уверенно, — улыбнулся Вербин. А затем, когда Марина подняла на него взгляд, посуровел и добавил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97