…На следующий день в палату для послеоперационных больных одной из клиник Минска вошел следователь Родимич.
— Как дела, Леня? — обратился он к бледному, исхудавшему Шалову, закованному в гипсовый корсет.
Голова Шалова не поворачивалась, исполненные тоски глаза глядели в белый потолок.
— Хорошо, — пошевелил он потрескавшимися губами.
— Врач сказал, есть надежда. Ты молодой, сильный, многое будет зависеть от тебя.
— Мне все равно, — после паузы ответил Шалов безразличным тоном.
Разговор на отвлеченные темы был неуместен.
— Ты говорил, что мог бы опознать водителя того «КамАЗа» и его подельника?
— Не знаю… теперь… не уверен…
В палату бесшумно вошли врач и медсестра, приглашенные Родимичем в качестве понятых.
— Посмотри вот на эту фотографию, Леня. Внимательно посмотри: это один из них?
Шалов задержал взгляд на фотографии человека с лицом бывалого рецидивиста, взятой Родимичем из архива.
— Нет. Это не он.
— А вот этот?
На второй фотографии бы запечатлен сотрудник УГРО в кабине «КамАЗа».
— Нет.
Третьим был Ботов. Фото его прислали факсом из архива ГУИНа.
— Он, — сказал Шалов. — Он! — Бледное лицо его зарумянилось, жилка на шее запульсировала чаще. — Он Витьку Гуляева бензином поливал! Я его…
Закончить Шалов не смог — нервно сглотнул слюну и закрыл глаза.
Вечером того же дня в Краснодольской прокуратуре была получена копия протокола опознания. Кормухин распорядился объявить Ботова во всероссийский розыск.
* * *
Резкий рывок шнура — движок чихнул, пыхнул сизоватым дымком и забился, рассыпался по прибрежным камням мелкой дробью. Моторка присела на корму, гордо задрала нос, заложив вираж, пошла вниз по течению. За Скальными воротами река расширялась, плавным кругом очерчивала мшистые, расцвеченные ягодником берега. Невелик проброс — триста метров, а совсем другой пейзаж: и лес гуще, и к сосне примешались ель с кедром, а по окраинам — кривые, неказистые березки в рост человека, под ними грибы — с середины русла видать.
Туман уже ушел. Справа ярко-желтой полосой выделялась дорога, обочь которой стоял автомобиль.
Влад приблизился к берегу, сбросив ход, чтобы не зацепить винтом порога, продернул параллельно береговой линии, заглушил послушный новенький движок и прошел по отмели наплывом. Были бы колеса — так и выскочил бы на грунтовку, и помчал бы навстречу ветру на восток, до самого Краснодольска! Но моторка — не вездеход, пришлось застопорить ход, уцепиться за каменный навес, служивший причалом.
Место и время встречи назначил Панич, и хотя Влад прибыл раньше, старик уже поджидал его, сидя на бревнышке и попивая из крышки термоса горячий чай.
— Доброе утро, крестничек, — поздоровался, как всегда приветливо. — Не ожидал, что водой придешь. Хорошая у тебя моторка.
Влад привязал фал к выступу, подошел.
— Это моторка Сани Земцова, — сказал угрюмо.
Панич помолчал, допил чай мелкими глотками и, выплеснув осадок на берег, завинтил крышку. Влад опустился на траву у его ног.
— Хочешь знать, кто убил твоего друга, — посмотрел Панич в туманную даль противоположного берега. — Как говорят менты, ищи того, кому это выгодно.
— А кому это было выгодно? Панич улыбнулся, покачал головой:
— Не суетись понапрасну, крестник. Одиночки в этой игре не участвуют. Даже если ты узнаешь — все равно не найдешь. Ни черта не сможешь сделать!.. Если бы не Володя Губарь, я бы ни за что не поверил, что Толя Кожухов застрелился сам. Хочу, чтобы ты знал, крестник: здесь, в этом городе, лежат мои миллионы. Кто я такой?.. Никто! Пожелай я выдвинуться — меня бы моментально задвинули. Но я не тщеславный, мне о славе думать поздно. Толя Кожухов был моим вторым «я». Мои деньги по всем бумагам были его деньгами, моя власть — его властью. Кроме того, за ним были люди, они его выбрали и поставили над собой. Меня бы они не выбрали. Кое-кому эта его власть встала поперек горла. Они думали, что без них здесь все развалится. Так поначалу и было — город бросили. Но я его подобрал, вложил в него кучу денег, поднял из руин. И когда они увидели, что здесь справляются без них, то пожелали вернуться. Толя им мешал. Копали под него, настраивали против него народ, организовывали подметные письма, присылали комиссии, пугали тюрьмой. Потом убили твоего друга, дали понять: никуда он не денется, не уйдет сам — уберут. Уйти сам он не мог, знал, что за ним много людей, которые на него делают ставку.
— Ушел ведь, — хмыкнул Влад.
— Ты не знаешь, что такое «нет выхода», крестник. И не дай Бог тебе об этом узнать. Концы, которые были у него в руках, вели к очень большим чинам. Он их спас — не дал себя арестовать, обрубил эти концы выстрелом.
«Совсем как те, на кладбище, поет», — неприязненно подумал Влад. Кожухова он не жалел, тот был где-то на недосягаемой для него высоте, их пути не пересекались. Он бы отдал десять таких начальников, чьими бы ставленниками они ни были, за одного Сашку Земцова. Кожух избежал конфискации — оставил наворованное детям, которые выучатся за границей и вернутся доворовывать то, что не успел прибрать к рукам их отец. А кто поможет Женьке? И как теперь Ольге жить?..
— Губарь уволил меня с работы, — сказал Влад, переводя тему.
— И правильно сделал, — кивнул Панич. — Ты ведь давно видел, что служба охраны несостоятельна — разворовывается казенное имущество, гибнут люди, маленькая зарплата заставляет охранников с риском для жизни сопровождать машины с левым металлом. Губарь организовать работу не в состоянии, его уровень не соответствует требованиям. И ты решил посвятить себя спорту. Да?
— Не понял, — посмотрел на него Влад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74