Неужели и ее собирались втянуть в такие дела? Поверить в это трудно, почти невозможно. Если ее и хотели использовать в неких “высших интересах”, то почему шли к этому столь сложным путем – через покойника, через деньги, через шантаж? Не проще ли было сделать это иначе? Да и метких стрелков могли бы подыскать в других местах. Как-то Паша, вернувшись с выступлений, на которые он ездил на Кавказ, с изумлением рассказывал ей о женщинах, прошедших огонь и воду горячих точек. Слышала она, что немало там было бывших спортсменок, снайперш. Нужна ли кому-то при таком раскладе Марина из Львова? Хотя, как сказать… Исчезни она хоть сегодня – кто ее хватится? В университете и больнице решат, что уехала к себе на Украину. На Украине и вовсе о ней не вспомнят. Получалось, что одинокая девушка без роду без племени как нельзя лучше подходила на роль этакого “терминатора”.
"Фантазии все это, дурацкие фантазии”, – остановила себя Марина. Что теперь толку гадать, если через неделю-другую после выписки из больницы к ней вновь придет этот гость и потребует свое? Идти ли Фалееву, который вряд ли ей поверит, делать то, что велит Шварц, или искать какое-то иное решение? Марина вспомнила об Алексее: что, если рассказать ему? Он хотя бы сможет оценить, что к чему, он лучше знает этот город, в котором происходят такие странные истории. Что, если ему удастся выйти на того, кому понадобился этот выстрел, выяснить, почему этот некто остановил свой выбор именно на Марине? Ведь Шварц этот все время говорил “мы” и “нам” – он действовал явно не сам по себе. Если, конечно, это “мы” не было чистейшим блефом.
Однако пока Марина лежала в больнице, у нее созрел и другой план…
Выписавшись, она первым делом отправилась по названному Шварцем адресу. Это была небольшая улица под номером, отходившая от одного из проспектов в центре города. Напротив указанного Шварцем углового дома стояло здание, к которому ее когда-то специально подвозил Паша, чтобы продемонстрировать дивный образец любимого им модерна. Прекрасный дом с большими окнами без переплетов, с затейливыми орнаментами на фасаде, сияющий свежим ремонтом, столь отличавшим его от остальных зданий по соседству, мутные окошки которых выдавали скопища коммуналок. В этом доме было какое-то солидное учреждение.
Марина перешла улицу, чтобы прочесть, что же написано на сияющей медной табличке. Оказалось, фирма с длинным зашифрованным названием, состоящим из почти ничего не говорящих слогов. Какая-то абракадабра: “Метэксимптранс”… Марина в недоумении встала около входа, пытаясь запомнить это название; Крепкий молодой человек в отглаженном костюме и с характерным выбритым затылком тотчас же возник за массивной дверью из толстого стекла. Он с явным неудовольствием оглядел изучавшую табличку девицу, всем своим видом давая понять, что ей сюда вход заказан. Марина перевела взгляд на двери, за которыми открывался просторный вестибюль, украшенный матово мерцавшими бронзовыми светильниками. Интерьер выдавал размах и процветание этой загадочной фирмы. Встретившись глазами с охранником угрожающего вида, Марина отвернулась и поспешила за угол здания, на широкий проспект, в перспективе которого пряничной глазурованной игрушкой блистал в лучах первого весеннего солнца легкий и веселый собор.
Слякоть расползалась под ногами. Середина марта – во Львове в это время уже зеленеют газоны. Вырваться, что ли, из этого тяжкого города уже сегодня? Уехать во Львов, добраться до деревни… Пора, пора, хватит ждать чего-то неотвратимого. Но не сегодня – сегодня так кружится голова…
Ничего не видя перед собой, не различая лиц идущих навстречу людей, Марина вышла на Невский, добрела до метро. Страшно кружилась голова. Еле дойдя до своего дома от “Василеостровской”, Марина с облегчением открыла дверь квартиры, быстро прошмыгнула в комнату, чтобы не встретиться ни с кем из соседей – только разговоров ей сейчас и не хватало, – и упала на диван.
Проснулась она лишь к вечеру. В комнате было уже темно. Вдруг скрипнули половицы паркета – в углу у окна. Марина вскрикнула от мгновенно подступившего ужаса: у портьеры был явно различим чей-то силуэт.
– Тихо, тихо, – метнулся к ней человек. Она протянула руку к настольной лампе, чтобы включить свет. Человек с ходу пережал ей кисть – видимо, решив, что она собралась швырнуть в него тяжелой лампой. Зажег свет сам.
Откинув Марину на диван и наклонившись над ней – лицо в лицо, – он проговорил:
– С возвращением, детка. Это был Шварц.
Шварц не знал о том, что сегодня он встретит в этой комнате отнюдь не то беспомощное и перепуганное им создание, которое он оставил здесь несколько недель назад. Пауза, которую позволили сделать мотоциклист и больница, вдруг придали решительности Марине. Она поняла, что не все потеряно: надо искать выход, надо что-то предпринимать, в конце концов просто бежать куда-нибудь вместе с Петенькой – страна-то большая, затеряться нетрудно. Бежать было не обязательно на восток в глубь России. С украинским паспортом можно скрыться и в другом направлении. Был и вовсе запредельный для Шварца вариант: на деньги, которые передал ей Андрей Артурович за Пашу, купить турпутевки для нее и брата в Канаду, а там-то уж как-нибудь пристроиться – украинская община, слышала она, всегда помогала тем, кто решил остаться. Кстати, до отъезда она успела бы продать и эту комнату – значит, хватило бы и на путевки, и на жизнь в Канаде (или где бы там ни было) на первых порах.
Но Шварц не догадывался, что за решительные настроения были у этой девушки. Как всегда, вкрадчиво, он начал нагнетать…
– Лапонька моя… Нам надо продолжить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94