— Успокойся. Отдохни. У тебя покраснел нос. В таком виде даже гаишникам стыдно показаться.
Кира полезла в шкаф и оттуда вместе с юбкой вытащила маленькую заспанную рыжую собачку. Прижала к груди.
— Никто нас, Мальчик, не любит… Одни мы с тобой остались. Плюнем на все и уедем. Далеко, далеко… в Испанию.
В ответ песик навострил уши и, с лаем спрыгнув на пол, помчался к двери. В этот же момент раздался звонок. Кира вздрогнула.
— Ты кого-то еще звала? — спросила Света, зная привычку Киры обзванивать сразу всех подруг.
Кира не смогла вспомнить и лишь пожала плечами. Света подошла к двери, посмотрела в глазок и отшатнулась.
— Там, там… Суров, — сообщила она подруге шепотом.
* * *
Это было верхом наглости. Ни разу бывший муж Киры не переступал порог этой квартиры и не ждал под дверью. Он, в отличие от Артема, был не ревнивым и превыше всего чтил этикет.
— Я его не впущу, — насторожившись, заявила Кира.
— С роскошным букетом…
— К черту!
— Фантастика! Спрошу, чего ему надо.
Их диалог заглушался пронзительным лаем Мальчика. Дверной звонок продолжал настойчиво звенеть. Кира закрыла уши руками. Света, сгорая от любопытства, крикнула:
— В чем дело?
— Это Суров, — раздался голос из-за двери.
— Я тебя узнала. Но впустить не могу, Кира плохо себя чувствует. Позвони завтра.
— Завтра может быть поздно. Откройте. У меня к ней важный разговор. Это касается будущего Киры.
Света хотела еще что-то возразить, но Кира, быстро надев юбку, подошла к двери и распахнула ее.
Суров от неожиданности отпрянул. Мальчик облаял непрошеного гостя. Кира застыла в дверном проеме.
— Что тебе нужно?
— Слышал, у тебя неприятности. Налет на клинику, похищение пациента.
— Пришел посочувствовать?
— Предложить помощь. Положение скверное, им ничего не стоит взяться за тебя.
Кира, впервые лишившись поддержки сильной мужской руки, оказалась не готова к самостоятельному противостоянию насилию. Суров точно выбрал время для нанесения визита. Она качнула головой:
— Входи.
Розы из рук Алексея перекочевали к Свете. Мальчик завилял хвостом. Рядом с чернобурками и песцами на вешалке уверенно обосновалось строгое черное мужское пальто. Потирая руки, Суров спросил:
— Куда позволишь пройти?
— Тут не разгуляешься. Садись на диван. Кофе хочешь?
— Нет, спасибо.
— А выпить?
— Нельзя.
— С каких это пор?
— Организм устал.
Наблюдая за настороженным общением, Света решила, что лучше будет оставить их одних.
— А мне нужно бежать! — объявила она.
— Куда? — беспомощно взглянула на нее Кира.
— Я же обещала к завтрашнему дню фотографии…
Суров откинулся на диванные подушки и с интересом рассматривал многочисленные гравюры старых немецких мастеров, удачно подсвеченные хрустальными светильниками. Он много слышал об этой квартире, но, даже будучи мужем, не претендовал на посещение этого уголка женской независимости. По ее убранству можно было судить об академичности вкуса Киры, унаследованного от отца. Здесь скорее должен был бы жить эстет-профессор, нежели молодая одинокая женщина, о присутствии которой красноречивей всего говорили бы брошенные на письменный стол колготки и рассыпанный на ковре макияж.
— Ну, так я пойду? — повторила Света.
— Сделай одолжение, — мягко улыбнулся Суров. — Нам с Кирой о многом надо поговорить.
— Принеси бутылку из кухни, — сдалась, наконец, хозяйка.
Они оба замолкли, ожидая, пока Света у зеркала в прихожей закончит нехитрые манипуляции с губной помадой, влезет в чернобурку и, послав воздушный поцелуй, отчалит под заливистый лай Мальчика.
— Старенький, а как лает. Жаль, меня не узнал.
— Узнал. Но не обрадовался.
Кира налила в бокал виски. Сделала несколько глотков, поправила расстегнувшуюся кофточку, закурила.
— Чем обязана?
— Разговор серьезный, мне кажется, тебе уже достаточно. Не нужно больше пить.
— Интересно от тебя такое услышать. Не ты ли меня приучил к алкоголю?
— Но я не поощрял. И всегда говорил, что женский алкоголизм — самый пошлый порок на свете.
— Тем не менее мужчины любят меня именно за мои пороки, а не за добродетели.
Все свои чувства Суров привычно прятал за интеллигентной понимающей улыбкой и легким прищуром глаз. Их словесные баталии были предметом многочисленных слухов и домыслов в советской колонии, ибо в спорах они ни за что не хотели уступать друг другу. К тому же Кира при всей своей беспечности и ироничности была очень обидчива и ранима. Считала, что в незнакомой компании гораздо приличней спеть матерную частушку, чем открывать свою душу. А частушек она знала огромное количество…
— Учитывая наши давние отношения, не буду растекаться мыслью по древу, — все с той же улыбкой начал Суров. — Артем мертв, и этим подведена черта под еще одним этапом твоей жизни.
— Говоришь обо мне, как об очередной пятилетке, — съязвила Кира. Угрызений совести из-за того, что предпочла Алексею Артема, она не испытывала. Оба были для нее уже в прошлом.
— Годы диктуют. Чтобы быть в порядке завтра, нужно разбиться в лепешку сегодня.
— Я всегда была и буду в порядке! — с вызовом подчеркнула Кира.
Суров скептически осмотрелся, подняв с пола бычок, положил его в пепельницу, с отвращением понюхал пальцы, а затем вытер их платком.
— В тебе говорит заносчивость профессорской дочки. Ты не способна понять, что не сегодня-завтра страна ввергнется в хаос, обрушатся финансы, экономика, производство. Все мало-мальски обеспеченные люди рванут отсюда на перекладных. Клинику твою национализируют, академию художеств закроют за ненадобностью. Те, кто останутся, будут обречены на прозябание в сырьевом придатке Европы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116