Острова им никто не отдаст. Начнется огромный скандал. Чтобы хоть как-то обезопасить Инессу, Манукалов начнет отстрел мафиози, вложивших деньги. Правительство отречется от своего вице-премьера, и на нем отыграются ребята Кишлака. Парламент покричит о том, что вновь народ раздевают, и заткнется. А Цунами, спокойно раскидав оставшихся прилипал, создаст собственную империю, которая будет сосуществовать с государством на новых условиях. Он будет наводить порядок внутри страны, а государственные институты оберегать его интересы на международной арене. Кому быть президентом, решаться будет в его кабинете, а не среди потасовок между различными партиями. Он, Цунами, спокойно и жестко возьмет под контроль ситуацию с преступностью. А кому она подчиняется – тот и хозяин.
Коль Унгури через Марфу нащупывает контакты, значит, план начинает воплощаться. За Унгури потянутся и остальные. Цунами рассчитал правильно. Ни одному чиновнику в России не поверят с такой охотой, как жене Унгури. Нескольких слов, случайно оброненных в кругу приятельниц, может оказаться достаточным для начала крупномасштабной войны.
Цунами не случайно взялся укрощать Кишлака. С остальными партнерами было намного проще. А этот способен выстрелить в спину в самой дружеской обстановке. Но ему очень помог Курганов, привезя от Шлоссера предложение по поводу банка. Зная характер Кишлака, можно было быть уверенным: горячие деньги для него намного соблазнительнее работающих. Он не задумываясь сделает свой взнос в фонд «Острова России», а когда узнает, что его надули, первым начнет стрелять.
С Батей – другое дело. Этого не объегоришь. Мужик-кремень. В самом соку и при реальной власти. Ему мало документов и всяких подписей, пока не пощупает руками – не поверит. Цунами должен перевернуться, но устроить ему аудиенцию в кабинете вице-премьера. Тогда Батя простится с основной суммой своего капитала.
За этим стратегическими размышлениями его и застал Афанасий Груша. Покачивая от жары своей усохшей головой, он сполз в кресло и попросил Галину принести воды со льдом.
– А что будет летом? – с трагическими нотками в голосе вопрошал он.
– В каком смысле? – оторвавшись от своих мыслей, не понял Цунами.
– Жара на улице! А у тебя хорошо. Что значит – не иметь стен. Просто сад какой-то.
– Можешь в бассейне окунуться, – предложил Цунами.
– Это уж как разговор пойдет, – с намеком ответил Груша.
Было ясно, что он прибежал вынюхивать, высматривать, выспрашивать. Афанасий умудрялся быть во всех местах почти одновременно. Возможно, одним из первых в совке понял, что информация существует для того, чтобы ее постоянно передавать из уст в уста и лупить с этого деньги. Поэтому в те времена шел даже на контакты с ментами. За это его многие ненавидели, но Груша умел владение информацией оборачивать и против друзей, и против врагов. Умудрялся узнавать о готовящемся покушении за несколько часов до его совершения. Так же спокойно выходил сухим из воды, успевая вернуть долг тому, кто неожиданно терял терпение. А врагов уничтожал благодаря знанию их завтрашних противников. Поэтому, уж коль Груша по такой жаре примчался к Цунами, значит, что-то узнал первым.
– Толя, они подписывают постановление по островам, – прошипел он лишенными влаги губами.
– Кто они?
– Правительство!
– Когда?
– Как только премьер отвалит на расслабуху. Сейчас бумаги у вице. У Суховея. Специально придерживает… понимаешь, Толя? Это же миллиарды! Дух захватывает! Взял на девяносто девять годков – и выжимай из него доходы. Мечта! Толя, нужно объединяться, – хрипел Груша, пока не появилась Галина с высоким, запотевшим от льда стаканом минералки.
Пил он долго, маленькими глоточками, боясь простудить горло, потому что вообще относился к своему организму с трогательной заботой. Очень боялся всяческих болезней. Если кто-нибудь поблизости чихал, то Груша задерживал дыхание и отворачивался в сторону. Никогда не пил с кем-нибудь из одного стакана и на всякий случай не целовал женщин. У Афанасия Груши была заветная мечта – дожить до восьмидесяти трех лет в полном здравии и при ясной памяти. В таком возрасте умер его отец, всю жизнь проработавший на теплостанции монтером. Жил он скромно, чтобы не сказать бедно. Ничего в жизни, кроме поллитровки по банным дням, не видел и вид имел необыкновенно скучный. Когда отца соседи похоронили, Груша, сидя под следствием, дал себе зарок никогда в жизни ни одного дня не жить в бедности и прожить столько же, сколько и папаша, только богатым и веселым. Неизвестно, сыграл ли какую-нибудь роль в уголовном деле, только дело закрыли за недоказанностью, и Груша оказался на свободе. С тех пор и был всегда веселый, богатый и блюдущий здоровье.
– Откуда тебе известно? – механически задал вопрос Цунами, понимая, что тот и под пытками не расскажет. Если, конечно, не больно пытать.
Груша прислонил холодное стекло ко лбу и пропустил вопрос мимо ушей. Зато заладил свое:
– Никого лишнего. Ты, я, Унгури, Батя, Кишлак, ну, разве что Рваный. Он крепко «встал на бабки», и из Питера – Вейко. Человек надежный, всегда нашу сторону держит. Да ты сам знаешь. Потом еще…
– Хватит, – остановил его Цунами. – Ты никак колхоз решил организовать?
– Так ведь сумма-то какая, Толя, дух захватывает!
– Ничего. Возьмем в банках кредиты на подставных лиц. Справимся. Увидишь Вейко, передай, что интересуюсь контактом с ним. А откуда возник Рваный?
Груша снова сделал вид, что не расслышал, и попросил еще воды.
На крик Цунами появилась Галина с целым графином, который поставила на мраморный низкий стол и скрылась за пальмами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164