Впрочем, я лично этого не видел, но так люди говорят. Как можно найти этого старичка? Он живет где-то около Дома-музея Чехова. Зовут его Исаак Борисович. Больше ничего не знаю. Недовольный он очень встал из-за стола, пожал эдак плечами и ворчал все время, пока к выходу шел…Николаев позвонил из номера Клементьеву. Исаак Борисович? Знаю, конечно. В ювелирных делах знает толк. Это зацепка. Съездим к нему? И немедленно. … Исаак Борисович долго рассматривал документы Николаева и Клементьева. Потом, наконец, впустил их в свой дом.Николаев и Клементьев сели в засаленные кресла, стоявшие по углам маленькой комнаты.Над круглым столом висел огромный оранжевый абажур. На столе лежали какие-то старинные книги. Без предисловий, господа, — сказал Исаак Борисович. — У меня высокое давление, и я не люблю всяких стрессов. Мне идет семьдесят шестой год. Я знаю, за чем вы пришли. Наш маленький прекрасный город полнится слухами быстро. Ужасно… у-жас-но… Их убили в ту же ночь. Но я их не убивал. Этот несчастный молодой человек принес мне на днях старинный перстень с большим бриллиантом. Тут ходит слушок, что я имею деньги для покупки таких вещей. А я не могу купить себе элементарных лекарств. У меня букет болезней — я это ходячая медицинская энциклопедия. Стенокардия, бронхит, колит, геморрой, тромбофлебыт — он принялся зажимать пальцы на руках. — А моей пенсии хватает только на корвалол и геморроидальные свечи. А этот бриллиантик с ходу бы потянул на несколько штук зелененьких бумажек, которые все так любят. А, вообще-то, он стоит гораздо дороже, колечко-то века эдак восемнадцатого. Его, наверное, носила какая-нибудь княгиня… Молодой человек принес мне это кольцо сюда, домой и попросил оценить его. Я так примерно в общих чертах оценил, я читал кое-какие книжонки по камням, но сказал, что я никак не в состоянии сделать такую, с позволения сказать, покупку. А потом он сделал мне странное предложение. Заявил, что он продаст его значительно дешевле, ну прямо ощутимо значительно дешевле. И предложил приехать в ресторан «Ялта». А у меня есть связи. Я подзаработать решил. Я бы продал его одному, как это говорится, 9 крутому… Он купил бы, мои рекомендации для него гарантии. Я иногда подрабатываю консультациями по камням. Платят только гроши, они такие скряги, эти новые русские, новые украинцы. Но… перепадает. А тут… все накопления хотел отдать за этот камешек. Конечно, я подозревал, что колечко краденое, но… деньги нужны, врать не буду, у меня жена не вылезает из больниц, она почти недвижима, господа…Как ужасно дожить до старости, вы себе не представляете… Так вот, я явился в ресторан, а он заявил мне, что продавать не будет, нашел другого, более выгодного покупателя. Вот и все. Что с ним и его дамой сделал этот покупатель, вы и сами прекрасно знаете. Жадность, как говорится, фраера сгубила, экскюзе муа за мой цинизм. А кому он мог предложить это кольцо, вы не подозреваете? Да понятия не имею. Он и ко мне-то явмлся без всяких рекомендаций, приперся, извиняюсь, и все. Вместо удостоверения показал колечко. И я пустил его. Все слухи, слухи окаянные — раз я увлекаюсь камнями и имею литературу по этому поводу, значит, я скупаю краденые вещи. Спасибо вам, Исаак Борисович. Но вообще-то, надо в вашем возрасте быть поосторожнее, — посоветовал Николаев. Вы будьте осторожны в своем возрасте! — вдруг взорвался Исаак Борисович. — А мне бояться нечего! Я немецкую оккупацию пережил и жив остался! А потом еще надул медицинскую комиссию и повоевал-таки годик. Я в Вене войну закончил, под вальсы, так сказать, Штрауса. А государство мне за это дало пенсию, вот такую… Он сложил пальцами кукиш и показал гостям. И никто не станет сажать старого еврея за скупку краденого, дороже обойдется! Вы еще имеете мне что-нибудь сказать?Николаев и Клементьев больше не имели ничего сказать и откланялись под гневные взгляды Исаака Борисовича. Довольно очевидное дело, — хмуро заметил Клементьев. Да как сказать, — неопределенно ответил Николаев. — Могут быть и нюансы…Нюансы появились немедленно. В милицию позвонил неизвестный и сообщил, что знает место, где жили Лена и Полещук. Себя назвать отказался. Из милиции позвонили в машину Клементьеву. Никитский ботанический сад, — сказал Клементьев. — Они там снимали дом.… Одинокий домик недалеко от берега моря. Вокруг на большом расстоянии никаких строений. Искать оказалось довольно трудно, они плутали на машине еще с полчаса, пока, наконец, не поняли, о каком доме говорил неизвестный. Свет в доме не горел, и издалека его просто не было видно. Со всех сторон росли деревья, так что летом этот домик вообще бы невозможно было найти.Дверь была заперта. Пришлось взламывать. Зажгли свет — две маленькие комнаты, разбросанные мужские и женские вещи, запах хороших духов, туалетные принадлежности… В холодильнике изрядный запас продуктов — мясо, овощи, фрукты, йогурты, ветчина, сыр, бутылка вина, несколько бутылок пива… Да, вот тут они и жили, — печально заметил Клементьев. — Надо производить тщательный осмотр помещения.На их счастье, помещение оказалось не очень большим. Оттого и осмотр не затянулся на всю ночь. В платяном шкафу за женским бельем Клементьев нашел сумочку. В ней лежали два загранпаспорта на имена Ивановой Ирины Юрьевны и Харченко Андрея Григорьевича с фотографиями Лены и Полещука. Так, что тут еще? — бубнил Клементьев, роясь своими мощными руками в сумочке. — Ого, Павел Николаевич, тут письмо какое-то… На-ка, держи…Николаев взял письмо, написанное женским почерком.«Здравствуй, Кирилл! Я решила написать тебе, потому что меня ужасно мучает совесть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66