И вскоре они вышли к небольшому поселку на берегу реки, где Шалый умудрился разжиться некоторыми запасами продуктов и дубленым длинным тулупом, мастерски обчистив одну избу, из которой ненадолго ушли хозяева.
... - Берегите меня, братаны..., - мечтательно произнес Шалый, сидя у костра на опушке леса и кутаясь в тулуп, который они носили по очереди. Куда возвращаться собираетесь? Домой нельзя, денег у вас нет, знакомых нет...
Да, все было чистой правдой... Ни Данилову, ни Жебраку идти было совершенно некуда. Но задумываться над этой проблемой они стали только теперь, когда первый этап побега был уже позади. Теперь им предстояло раствориться в бескрайних просторах одной шестой части Земли. Но где растворяться? Как растворяться?...
- Вот что, братаны-близнецы, - продолжал Шалый. - Все вопросы решают деньги, запомните это, а если что-то не могут решить деньги, то это решат большие деньги...
- А у тебя, что, есть они, деньги-то? - пробурчал Сурок.
- А, может быть, и есть..., - загадочно произнес Шалый. - Только я вам сейчас ничего не скажу... Вы должны меня беречь, и вывезти из этих краев туда, - он махнул своей тощей рукой в западном направлении. - А вот там, я с вами, глядишь, и поделюсь... На всех хватит! - загадочно произнес он, поднимая вверх свой узловатый палец.
...Морозной мартовской ночью беглецы ночевали на опушке леса, зарывшись в ватники. Рядом горел костер... Жебрак забылся тревожным сном, ему снился родной Ленинград, золоченый шпиль Адмиралтейства, Медный всадник, широкая Нева с её гранитными набережными... И Марина в длинном черном вечернем платье, идущая к нему.
"Вася, Вася...", - шептала она. - "Васенька... Ты вернулся... Погляди на Антошку, как он вырос, какой он стал большой и красивый, как он похож на тебя... Что ты молчишь? Что?" А он, Жебрак, открывал рот и отчего-то не мог произнести ни слова... "Ты какой-то странный... Чужой, чужой, чужой...", шептала каким-то страшным шепотом Марина. И глаза её стали какими-то страшными, большими, зелеными... "Чужой, зеленый, чужой..."
Только тут Жебрак понял, что он не спит... И шепот этот раздается откуда-то справа.
- Чужой он, этот Зеленый, понимаешь, чужой, - яростно шептал Сурку Шалый. - Заложит он нас при первом удобном случае, он фраер, валютный фраер... Не надо было его с собой брать... Только вот вы с ним давно скорешились, ты его на побег блатовал... Вот и пришлось, чтобы не заложил... А теперь...
- И ты хочешь... Чтобы я?... Почему я-то должен, в натуре? недоумевал Сурок.
- Я свое дело сделал, Сурок... Я тебя вывез оттуда. А теперь твое дело... На тебе два трупа, за третий Бог тебе больше в аду не присудит... Замочи его, спокойнее будет... А мы с тобой выйдем... Я дороги знаю, я в здешних краях на поселении был... Только силенок мало, больной я... Нога болит, печенка ноет... Стремно мне, а то бы я один винта дал, и без вас... А этого надо мочить, гадом буду... И жрачки прибавится, - с какой-то дьявольской хитрецой подмигнул он Сурку. - Мясца-то жареного, небось, хочется? А то, хлеб и тот кончается, где я тебе возьму, каждый раз такой везухи не будет, чтобы и хозяев в доме не было, и собак во дворе? Околеем, Сурок, на воле с голодухи околеем, на троих ведь делить все надо... Стремно...
- А что? - призадумался Сурок. - Можно..., - спокойно произнес он, выдержав минутную паузу. - Замочить это можно... И пожрать горяченького тоже не помешало бы, - скверно усмехнулся он.
У Жебрака со страшной силой застучало сердце. Он затаился, боясь не то, что шевелиться, но даже дышать. Вот она - расплата за побег. Так просто ничего не бывает... Но неужели теперь, когда они вырвались из этого кромешного ада за колючей проволокой, теперь, когда перед ними бескрайние российские просторы, когда он полон сил и надежд, он должен погибнуть? Погибнуть в глухом лесу, от руки этого подонка? А потом стать для них жареным мясом... Он физически представил себе грядущую омерзительную трапезу двух беглых зэков и почувствовал такой жуткий прилив тошноты, что чуть не вскочил и преждевременно не выдал себя. До боли закусил губу и сжал кулаки...
- А когда? - шепнул Шалому Сурок.
- Когда? Да прямо сейчас. Не верю я этому валютчику, чужой он, не наших кровей... Мочи его. А мы с тобой в одно место поедем... Там клад зарыт, понял? Ювелирный магазин два блатыря грабанули, понял? - решил он добавить в рассказ о своем богатстве конкретности, чтобы придать Сурку больше сил. - И драгоценности в нужном месте заховали. Один застрелился, когда его брали. А второй со мной сидел в предварилке. Подох он там, а я ему помогал. И он мне перед смертью все рассказал, зачем ему бабки на том свете, сам посуди? Его мусора расколоть не смогли, сколько ни били, он все на напарника свалил, мол, спрятал, не знаю где... И вообще под придурка косил. Но тринадцать лет свои получил... Все мне рассказал, я точно знаю, где драгоценности лежат... А помощник мне нужен, и именно такой, как ты, понял? А третий нам лишний, от него кроме вреда ничего не будет, чужой он, не наших кровей, фраер, белая кость... Он только на шашлык сгодится. Так что... Пришла твоя пора... Давай...
Жебрак понял, что в эти секунды решается вопрос его дальнейшего существования на Земле. Он может прожить ещё так лет примерно тридцать-сорок, встретиться с женой, увидеть сына... Вся жизнь ещё может в корне измениться... Но возможен будет и иной исход. И скорее всего, будет иной. Сейчас похожий на него лицом Сурок шарахнет его тяжелой палкой по голове, размозжит его голову, а затем они разрежут его тело на части и пожарят на костре, а затем с удовольствием сожрут... Жрать-то ведь, действительно, больше нечего, с вечера разделили на троих последние горбушку хлеба и кусок сала, улов Шалого был весьма скуден, а аппетит у всех троих волчий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47