Воистину, им продолжало везти. Пьянчуга Харитон возил им продукты, дрова, с ними щедро расплачивались, и ему не было никакого резона задавать лишние вопросы.
Так и прошел октябрь, пошел ноябрь. В конце ноября Крутой решил поехать в Москву и начать шантаж семьи Раевских. Кузьмичеву тоже надоела выжидательная позиция, когда-то надо было начинать, и он согласился с ним. Кандыба возражал, предлагал подождать еще некоторое время, но все же Крутой сделал по-своему и ночью уехал из Рыбачьего. В Севастополе сел на поезд и вскоре уже был в Москве. А они остались ждать от него вестей...
Марина разговаривала только с Кузьмичевым. Он по-прежнему был с ней вежлив и внимателен, призывал набраться терпения и подождать. Мол, скоро вернется гонец, и все будет решено. С Кандыбой она практически не обменялась ни одной фразой, он вызывал у нее не то чтобы страх, а какую-то брезгливость. Она словно бы выстроила между ними стену, потому что знала, если завяжется разговор, она не выдержит - она прекрасно помнила, как он, в парике и с приклеенными усиками, но с этими же круглыми оловянными глазами стрелял в Ираклия, в ее мужа, с которым она прожила несколько лет, от которого имела ребенка, маленького Оскара. А это лысое и безбровое чудовище лишило Ираклия жизни. Но Марина прекрасно понимала, что бороться с ним она не в состоянии.
Несмотря на ветхий вид домика, двери в нем были достаточно надежны. Ее держали под крепким засовом, а окна они забили досками. Убежать от них пока было невозможно. Порой они снова пичкали ее снотворными, и она постоянно чувствовала жуткую слабость. Нет, ей никак не убежать от них, так что ничего не остается, только ждать. А там видно будет.
Иногда Кузьмичев приходил в комнату и подолгу беседовал с ней на самые разные темы: о смысле жизни, о превратностях судьбы, о любви, о семье.
Порой ей было даже интересно выслушивать его циничные сентенции. Спорить с ним она не считала нужным, хотя сам он вызывал ее на спор. В его бесцветных глазах постоянно стояла издевка, но она делала вид, что не видит этого, окружив себя словно какой-то броней. Это была ее защита, у нее не было иного выхода. Она верила - ее спасут, ее обязательно должны спасти. Только спокойствие, только терпение.
К тому же призывал себя и Кузьмичев. А вот Кандыба в последнее время стал заметно раздражаться. Раздражение его выражалось в том, что он начал с присущей ему нудностью докапываться до Кузьмичева... Должен же он был о чем-то говорить в конце концов. Ни книг, ни телевизора, никаких развлечений. От такой жизни вполне можно было свихнуться. Жили одними перспективами, мечтами о баснословных деньгах, которые Раевский заплатит за свою дочь.
- Пойду погляжу, чего хочет наша очаровательная гостья, - сказал Кузьмичев и поднялся.
Открыл задвижки двери, за которой находилась Марина и вошел...
- Чего ты хочешь? - проворковал он, глядя на пленницу, сидящую на кровати.
- Чего хочу? - переспросила она. - Я много чего хочу. Я, например, хочу есть. Мне надоело питаться одной картошкой и селедкой с черным хлебом. Я на свежий воздух хочу, я задыхаюсь в этой лачуге. Я уже потеряла счет дням, но, по-моему, мы провели здесь уже около двух месяцев. Я просто сойду здесь с ума... - При этих словах она попыталась придать своему голосу жалобные нотки.
- Ах ты, боже мой, - покачал головой Кузьмичев и подсел рядом на железную койку с продавленным матрацем. - Бедная девочка. Да, ты в отличие от нас не привыкла к таким условиям жизни. У Ираклия ты жила в роскоши. А мы вот пока бедны, вынуждены скрываться ото всех и не можем тебе предложить ничего другого. И все же, согласись, что ты находишься в лучших условиях, чем мы. Ты спишь на кровати, а мы с Яковом Михайловичем на полу на всяком тряпье, по нашим телам бегают крысы, с пола жутко дует. Такова жизнь, Мариночка, и мы вынуждены мириться с ее жестокими условиями.
Произнеся это, он положил руку ей на плечо. Он почувствовал, что его охватывает бешеное желание. Вообще они заранее договорились, что пленницу трогать никто не будет, и единственная попытка Крутого в этом направлении была быстро и жестко пресечена и им, и Кандыбой. Больше на нее никто не покушался. Но тут, проведя столько дней в таких кошмарных условиях, он ощущал, что не может так долго находиться в обществе красивой женщины и никак себя не проявлять. Марина убрала его руку с плеча, но вовсе без резкости, и этот ее жест даже вдохновил его. Он снова положил ей руку на плечо и крепко сжал его.
- Уберите руку, Павел Дорофеевич, - четко произнесла Марина.
- Не называй меня так, меня зовут Валерий Иванович, - злобно процедил он, руки, однако, не убирая, а стискивая ее плечо еще крепче.
- Уберите руку, Валерий Иванович, - отчеканила Марина и вскочила.
- Да что ты, что ты? - яростно зашептал Кузьмичев. - Не подумай ничего худого, я отношусь к тебе чисто по-отечески, ты что? Я же твой бывший наставник.
- Помню, - усмехнулась она, отходя к дальней стене. - Помню, как по вашему приказу сидела в карцере трое суток. А теперь нахожусь в вашем плену целых два месяца.
- Что поделаешь? Судьба... Ты видишь, как судьба сводит нас. В свое время ты убежала от нас, а спустя много лет я появился в твоей жизни, чтобы спасти тебя. Пойми одно, не я затеял это мероприятие, оно было бы осуществлено и без моего участия. Этот бородатый чеченский бандит его главный организатор. Если бы он не побоялся брать партнерами своих соплеменников, ты бы просто угодила в чеченский плен. И там бы с тобой обращались по-другому, чем мы, уверяю тебя. Именно благодаря столь странному повороту судьбы ты находишься в относительной безопасности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96