А я не такой человек,
чтобы отвернуться от друзей, застрявших на подветренном берегу, вот какое
дело, мистер врач!
- Которые двое?
- Габриэл Пью и Израэль Хендс, - ответил Сильвер без запинки. - Я
плавал с ними обоими на борту "Королевской удачи", со вторым года два
назад, когда было покончено с Эдом Тичем, и Хендс явился без гроша в
кармане на Нью-Провиденс!
- Насколько мне известно, - ухмыльнулся Ник, - "Королевская удача"
была пиратским судном, а Нью-Провиденс - заповедным краем пиратов, где они
могли сбывать добычу, не опасаясь нескромных вопросов?
Сильвер даже не сморгнул.
- Совершенно верно, - сказал он. - Как и то, что у вас острый глаз и
хорошая память. Да только вы, похоже, никогда не слыхали о королевской
амнистии, которой я воспользовался с большинством членов берегового
братства.
С этими словами он достал из кармана и бросил на стол грязный свиток
пергамента.
Свиток был испещрен буквами, написанными рукой какого-то законника;
внизу красовалась большая красная печать, потрескавшаяся и обломанная по
краям, но сохранившая рисунок королевского герба.
Ник внимательно изучил пергамент, и раз уж я взялся поведать вам все,
что знаю о золотой поре карибских флибустьеров, стоит, пожалуй, рассказать
поподробнее об "индульгенции Вудса-Роджерса".
Капитан Вудс-Роджерс стал губернатором нескольких островов Карибского
моря лет за сорок до событий, о которых я вам говорю. Ему удалось склонить
английского короля на то, чтобы объявить полную амнистию всем, кто бросит
разбойный промысел и вместо этого займется колонизацией заморских земель,
став частным плантатором или торговцем. Пиратам разрешалось сохранить все
добытое имущество: корабли, золото, серебро, драгоценности...
Большинство членов берегового братства воспользовалось прощением, и в
той части света пиратство прекратилось на много лет. Конечно, как только
Вудс-Роджерс умер, все началось сначала. Время от времени губернаторы
Ямайки и других владений объявляли новые амнистии, но все они назывались
по имени первого человека, которому эта мысль пришла в голову.
- Слыхал я об "индульгенциях", но вижу впервые! - сказал Ник. -
Однако мне непонятно: если амнистия объявлена для всех, почему ваши
приятели до сих пор в кандалах?
- Находятся люди, - произнес Сильвер назидательно, - которым
недостает ума воспользоваться милостью Его Величества и начать новую
жизнь. А вот я, сами видите, распростился с прошлым и занялся честным
промыслом, как записано на этом клочке бумаги.
- А капитану Айртону известно об этом? - спросил Ник.
- Нет, сэр, - отчеканил Сильвер. - Я решил, что ему это незачем. И
давайте договоримся сей же час, что все будет шито-крыто. Там внизу сидят
двое добрых моряков, которые пригодятся мне, когда я обзаведусь кораблем.
- Но ведь вы можете просто купить их, - заметил Ник.
- Нет, сэр, не могу, - возразил Джон. - Шкипер сказал, что все
каторжники на корабле уже расписаны по плантаторам Северной и Южной
Каролины.
- Что же вы намерены сделать? - спросил Ник.
- Помочь им сняться с якоря, когда мы зайдем за провиантом в
Порт-Ройял, - ответил Сильвер прямо. - Они мне нужны, и я добьюсь своего -
это мой долг перед друзьями!
- Вы, видно, очень доверчивый человек, что делитесь со мной своими
планами, - медленно произнес Ник.
- Нет, сэр, вы ошибаетесь, - Сильвер осклабился. - Вы извините меня,
но мне сдается, что с вами можно поладить. Двадцать гиней за молчание!
Ник расхохотался.
- А если я пообещаю вам молчать совершенно бесплатно? - предложил он.
Глаза Сильвера сузились.
- Одно из двух, мистер Аллардайс. - Либо вы на редкость великодушный
джентльмен, либо знаете сами, почем фунт лиха! Итак, по рукам, сэр?
- Только эти двое? - спросил Ник.
- Только двое, провалиться мне на этом месте! - воскликнул Сильвер.
Отсюда все и началось: у меня на глазах Ник Аллардайс, сын
приходского священника, и Джон Сильвер, пират и работорговец, ударили по
рукам и стали, так сказать, птицами одного полета...
После той ночи они с Сильвером редко разлучались.
...Но вот настал долгожданный день, когда мы услышали крик
впередсмотрящего:
- Земля!
Мы подошли к первому из множества островов, протянувшихся вдоль
горизонта, словно изумруды по краю огромной синей чаши. А вслед за тем
показался ослепительно белый Порт-Ройял, и мы бросили якорь на рейде,
окруженные кораблями всех размеров и всех наций.
Плоскодонные лодки с командой из чернокожих негров или бронзоволицых
метисов, а в лодках целые горы дынь, апельсинов, гранатов, при виде
которых текут слюнки... В обширном полукруге залива огромные корабли под
английским, французским, голландским или испанским флагом, с зарифленными
парусами... Шхуны, люгеры, шнявы, барки, бриги, ялики... Неиссякаемый
поток людей, перекликающихся на дюжине различных языков. А краски, Джим!
Ярко-красные мундиры морской пехоты, золотистый песок за полосой прибоя,
слепящая глаз белизна правительственных зданий вдоль пристани, серебряные
блики на оружии часовых на крепостном валу и на металлических пуговицах
нарядно одетых мужчин. Добавьте к этому огненно-красные и желтые юбки
мулаток с корзинами на голове. А в громоздящемся за набережной городе,
дома которого точно расталкивали друг друга, спеша спуститься к
прохладному берегу, - дьявольский разгул...
Но подлинное лицо города открылось мне лишь потом, а в то утро я
переживал, быть может, самые счастливые часы моей грешной жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46