Еще удар по щекам.
— Будешь хамить — будет больно… Пошли, — приказал резко полковник.
Пленного вывели из подъезда, поддерживая с двух сторон. Усадили в машину.
«Замшевый», очухавшись, попытался дернуться на заднем сиденье, но усевшийся рядом с ним Гурьянов быстро его угомонил. Пленник проскрипел:
— Вы же не знаете, на кого бочку катите.
— Да?
— Вы, менты, лучше бы бакланами занимались…
— А ты крутизна…
— Посмотрим, чья возьмет, — буркнул бандит. Рации, оружие, повадки задержавших его — все это вполне подходило для милицейских.
— Наша, — заверил Гурьянов. Он зажал шею бандита, глаза того закатились. Из бардачка извлек наполненный зеленоватой жидкостью одноразовый шприц и вколол ему в вену…
Потом Гурьянов вышел из машины, вернулся в квартиру. Встряхнул сидевшего на диване Леху:
— Бери деньги, документы и двигай отсюда.
— Как это? — непонимающе произнес Леха.
— Сюда еще придут люди, — пояснил Гурьянов. — И сделают из тебя мясное рагу. Так что давай…
Долго уговаривать Леху не пришлось. Тот распахнул шкаф, извлек из тайника пакет с деньгами, документы…
— Это нехорошо. Некрасиво. Вы меня должны защитить, — бормотал он. — Я из-за вас…
— Заткни фонтан, — прикрикнул Гурьянов, и поток слов как оборвало. — Кому-нибудь расскажешь об этой истории — пеняй на себя. Не было этого ничего.
— И что мне теперь, бомжевать по России? Что я должен делать?
— Вернешься недели через три и будешь жить, как жил, — сказал полковник.
Время ему дал с запасом. Он надеялся управиться быстрее.
Второй раз схлестнулись со спортсменами руднянские из-за винного контракта. Один делец попросил у Хоши поддержки — он собирался экспортировать несколько десятков тысяч бутылок итальянского вина в магазины Ахтумска. Учитывая таможенные и налоговые фокусы, которыми делец владел в совершенстве, навар обещал быть жирным. Без хорошей крыши такие сделки не делают. Тут все взаиморасчеты строятся на честном слове, а какое может быть честное слово у новорусского бизнесмена, если перед ними не стоит, набычась, дуролом с гранатометом.
Самое неприятное было, что дельца все-таки объегорил один из оптовых покупателей на двадцать тысяч долларов. Когда Хоша и Художник подъехали к мошеннику в офис и намекнули на предстоящий разбор, тут и подкатили на новеньком, с иголочки, джипе «Паджеро» беспардонные, космически самоуверенные соратники Боксера.
— Знаешь крылатую фразу — вас здесь не стояло, — сказал Рома — подручный Боксера, окинув презрительным взором представителей крыши пострадавшей стороны.
— Нашего человека кинули, — сказал Хоша.
— А мы кто, чтобы запрещать кидать? Кто мы такие, чтобы запрещать людям работать? — выпятил челюсть Робот.
За пострадавших лохов считалось заступаться западло. Кидала бандиту куда ближе, чем лох. Кидала — это коллега. А лох — он на то и лох, чтобы его стричь.
— Ну, что за тема нарисовалась? Где тут непонятка? — гаркнул Рома. — Или бицепсами меряться будем?
— Не будем, — покачал головой Художник.
— Это вы умно поступаете, — оценил Робот. Куда руднянским меряться бицепсами с Боксером, у которого вышло полное интервью в «Известиях», где он расписывал перспективы развития бизнеса в области и именовался не иначе как известным бизнесменом и меценатом? И все чаще его видели в компании с шустрыми и вечно голодными ребятами из администрации области. Боксер становился фигурой политической. А «Рудня» как были, так и оставались в глазах людей пусть чуть приподнявшейся, но все-таки голодраной шантрапой.
— Падла, — Хоша застонал, когда они вернулись на съемную хату, где их ждал дядя Леша. — Падла Боксер. Что с ним делать?
— Да, он наша проблема, как говаривают американцы, — произнес дядя Леша.
— Козел он, — Художник улыбнулся.
— Чего такой веселый? — подозрительно посмотрел на него Хоша.
После свидания со спортсменами у Художника было какое-то странное состояние. Не подавленное, а приподнятое. Так всегда бывает у энергичного, смелого человека, который доходит до какой-то преграды и перед ним возникает выбор — или ты идешь дальше, карабкаешься, сбивая в кровь пальцы и коленки, а то и просто ломаешь преграду. Или сдаешь назад, и тогда нет у тебя путей кроме кривых, окольных.
— А потому что время пришло — или мы их, или они нас, — сказал Художник.
— Ты Боксеру предъяву решил сделать? — выпятил челюсть Хоша. — Ну, Художник…
— Предъява. Разбор по понятиям. Что ещё у нас в арсенале? Можно на него жалобу в милицию написать — мол, не дает честным братанам трудиться… Хоша, ты что?
— А что?
— Гниду надо давить пальцами. Иначе она будет кусать.
— На, бери, — Хоша вытащил пистолет из дипломата. — Иди, мочи его. И заодно сотню его быков! Давай! — Глаза его налились кровью. Он кричал, и голос становился тоньше. Получалось по-щенячьи, а не по-волчьему.
— Хорошо, валим Боксера, — сказал дядя Лета; — А что потом? В его «совхозе» человек десять спят и видят, как его место занять. Мы им поможем.
— А они в благодарность нас и окучат, — поддакнул Хоша.
— Верно, — кивнул Художник. — У нас время есть, чтобы подумать…
— Что думать?
— Думать. Головой думать, — Художник постучал себя пальцем по лбу.
Через неделю он повстречался с Тимохой в бане, в которой собирались по четвергам криминальные авторитеты. В отдельном, хорошо обставленном номере с мягкой мебелью и видеодвойкой «Саньо» воровской положенец отдыхал душой и телом с двумя пятнадцатилетними шлюхами — у них был субботник, то есть они работали бесплатно.
— С глазу на глаз бы словом перекинуться, — сказал Художник, стягивая рубашку и присаживаясь на скамью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92