Техник из местного отделения обрабатывал кисточкой поверхность буфета, переносил на дактилоскопическую пленку проступавшие следы пальцев рук.
Трупы еще не вывезли. Два тела — пожилого седобородого мужчины в спортивном костюме и полной женщины в домашнем цветастом платье — лежали в большой, заставленной старинной мебелью комнате. Из-под потолка бросал мягкий желтый свет матерчатый абажур.
Сколько я за свою жизнь насмотрелся вот таких тел — с колотыми и рублеными ранами, с признаками удушения и отравления. Но когда видишь труп человека, которого неплохо знал и с которым встречался месяц назад, это в первый миг кажется нереальным, как плохая театральная постановка в которую никак не получается поверить. И требуется некоторое время, чтобы осознать: знакомый тебе человек переселился в мир мертвых. Нужно время, чтобы признать сей факт окончательным, обжалованию не подлежащим. Чтобы хоть немного привыкнуть к нему.
Я присел на колено возле трупа профессора Тарлаева. Две пули — в спину и в затылок. Аккуратненькие такие дырочки, через которые утекла жизнь.
— Эх, Святослав Васильевич, Святослав Васильевич, — прошептал я и вздохнул.
Профессор был человеком исключительным. Он обладал громадной эрудицией и знал, казалось, все про все. Он всегда был готов помочь людям. Меня он не раз консультировал по вопросам искусства. А еще он был добряком и любителем хорошего коньяка. И все происшедшее поражало своей несправедливостью.
Я встал, провел ладонью по стене. В последний раз, когда я был здесь, на этих стенах висели прекрасные картины. Здесь были Поленов и Сарьян, Кустодиев и Левитан. И мне с этой зияющей пустотой на стенах свыкнуться было не легче, чем с телами на полу. Обычные цветастые обои с квадратиками на месте картин выглядели уродливо, как окна с разбитыми стеклами. Я знал, как все выглядело раньше. И я чувствовал, как пусто теперь здесь. Другие этой пустоты не ощущали.
В этой квартире еще недавно был уютный, очаровательный мир старой московской интеллигенции — эдакий осколок прошлого. Это тот мир, где по старинке слушали не поп-группу «Мумий Тролль» и беззубого Шуру, а Шаляпина и Козловского, где по неисправимой старомодности читали не «Месть Бешеного», а Гоголя и Тютчева, где считалось более пристойным занятием печатать работы в научных журналах, а рекламу о продаже средства от тараканов в газете «Экстра-М» чтобы сбыть лежалый товар. Ясное дело — долго так одолжаться не могло. И большой мир ворвался в этот маленький мирок в виде киллера с пистолетом. Большой мир прошелся танковыми гусеницами, не оставив камня на камне.
— Давность наступления смерти? — спросил я Леху Зайцева заместителя начальника местного отделения по оперработе.
— Где-то трое суток, — сказал Зайцев. — Во вторник Тарлаев должен был выйти на работу. Значит, накануне…
— Из чего стреляли?
— Может, из револьвера, — пожал он плечами. — Гильзы не обнаружено. Калибр где-то около девяти миллиметров…
— «ПМ»?
— Эксперт говорит, не похоже… Стандартно, по два выстрела на человека. На поражение и контроль. В шесть патронов уложился.
— Почему в шесть?
— В спальной лежит дочь Тарлаева. Она читала книгу. Скорее всего был включен проигрыватель, и она не слышала, что творилось в большой комнате. Разделавшись с родителями, убийца зашел потратить еще два патрона. Так же аккуратно…
Что тут скажешь? Только слегка сдавило голову и прошли мурашки по телу от ощущения ледяного дыхания смерти, унесшей еще одну душу в неизведанные дали.
— Они работали не спеша, — произнес Зайцев, показывая на коридорчик, ведущий в кухню. — Смотри.
Рамы от картин были аккуратно сложены в коридоре. Зачем тащить картины с рамами? Добыча должна быть упакована компактно, чтобы ее нетрудно было вынести из квартиры.
Я нагнулся и показал на небольшой кусочек белой бумаги на полу.
— Упаковочная бумага, — сказал я. — Да? — Зайцев нагнулся над ней, не касаясь рукой. — Ребята работали хладнокровные. Не наследили. Тщательно упаковали картины. И трупы им не мешали. Тут нужна хорошая закалка. Молокососы после убийства обычно резко смываются, наспех покидав награбленное в сумки, — подытожил я.
— Похоже, — кивнул Зайцев.
— Явно — киллеры со стажем, — отметил я. — Знаешь Тарлаевы были достаточно напуганы разгулом преступности, «Криминальную хронику» выписывали не зря. Страху набрались. Поэтому разорились на израильские стальные двери. А вот сигнализацию с выводом на пункт охраны ставить отказались.
— Почему?
— Дубликат ключа нужно в отдел охраны отдавать. Боялись. Поэтому оборудовали квартиру ревуном. При попытке взлома вой тут такой стоял бы, что жители из окон повыпрыгивали бы. Двери Тарлаевы открывали только знакомым. Так что убийцу впустили они сами.
— «Труба засорилась», «телеграмма», «Мосгаз» — не прошло бы?
— Нет. Хозяева прозвонили бы в организацию убедиться, что пришли именно оттуда… Нет, тут побывал кто-то свой. Тот, кого встретили чаем с вареньем.
— Значит, среди своих надо искать… Хребтом чую — висяк будет, — Зайцев похлопал себя широкой ладонью по бычьей шее. — Хрен мы это дело поднимем!
— Поднимем, — заверил я.
— Сладкоголосо поешь, — поморщился Зайцев. Первая неделя работы показала, что правота пока была на стороне Зайцева. По горячим следам преступление не раскрывалось. Поквартирный обход практически ничего не дал. Только алкаш с первого этажа сказал, что в день убийства видел поднимавшегося по лестнице мужчину. Составили фоторобот, но толку-то? Я не знаю случая, чтобы кого-то поймали по фотороботу…
Отрабатывались связи, знакомые убитых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39