— Кто он, если, конечно, не государственная тайна?
— Не государственная. Я не знаю. Я ничего не знаю! — во мне вскипел праведный гнев. — Как связался с этими психами, все не как у людей. Угодил в какую-то паутину. Барахтаюсь в ней, не могу нащупать опору, ухватиться за что-нибудь. И чувствую на затылке чей-то изучающий цепкий Взор. И жду, когда из тьмы появится паук и впрыснет мне яд, чтобы высосать потом все соки.
— Почему вы считаете, что сия неприятная история связана с душевнобольными? осведомился профессор с интересом.
Я помолчал, прикидывая ситуацию. Потом решился.
— Что тут думать. Ваш бывший пациент Шлагбаум организовал базарный митинг, после столкновений с милицией попытался скрыться. Я увязался за ним. Тут меня и достали…
? Все зашло слишком далеко, — задумчиво произнес профессор.
— Шлагбаум. Исчезновения больных… Может, тут и есть какая-то связь.
— Может? Она точно есть! Шлагбаум способен стоять во главе всей этой кутерьмы?
— Вряд ли, — отрицательно покачал головой профессор. — Завести толпу, сцепиться с милицией — может. Но на долгую конструктивную деятельность не способен.
— Тогда его использует. Может, такой же псих, заразивший его своим бредом.
Профессор только улыбнулся, намекая на мою наивность.
— Дормидонт Тихонович, помогите мне, — взмолился я. — Вы знаете этих людей. Со многими сталкивались лично. Какими качествами нужно обладать, чтобы заварить такую кашу? Настоящих буйных мало, вот и нету вожаков — так пел Высоцкий. Может, вы знаете такого вожака. Нужна хоть какая-то зацепка.
— Надо подумать, — задумчиво произнес профессор, поправляя на груди халат. — Возможно, я дам вам одного кандидата. Не забивайте себе пока голову. Лечитесь. Я вот тут вам бананов принес…
В больнице я провалялся еще денек, после чего в ультимативной форме потребовал выписки. На улице слегка штормило, мостовая под моими ногами чувствовала себя неуверенно и ходила ходуном. Но воздух свободы сделал свое дело, я пришел в чувство. В нашей поликлинике невропатолог выдал мне на неделю больничный, пообещав продлить его на сколько хочешь. Но попользоваться им всласть я не смог. Дома меня ждал сюрприз в виде нового микрофона, подсоединенного к моему новому телефонному аппарату. Снова повторение пройденного. Вызов техников. Вытянувшиеся от удивления лица.
Подозрительные взоры, бросаемые в мою сторону.
— Не работает микрофон, — заключил техник. — Гоша, ты их не на свалке находишь, чтобы нам потом голову морочить? Ты не развлекаешься?
— Это со мной развлекаются… Утром по святому праву больного я прогулял оперативку, но на работу пришел.
— Зеленый, как овощ из Чиполлино, — оглядев меня с ног до головы, отметил шеф.
— Бананами объелся, — ответил я.
— Лечись, Георгий. Я не могу тебя потерять во цвете лет.
— Правильно. Никого больше на эту должность не найдете, — колко заметил я. — Зачем лечиться? Вкалывать надо…
И я начал вкалывать. Перво-наперво я покопался в памяти и извлек с пыльной полки завалявшийся там номе-рочек автомобиля. Того самого сиреневого «БМВ», из которого как-то выпорхнула Клара и направилась в валютный кабак на Тверской.
Тут меня стерег сюрприз номер два. Эх, кто, спрашивается, мешал мне преподнести его себе раньше ?
Владельцем машины оказался Вячеслав Вячеславович Грасский.
Тот самый. С «Завалинки».
Телевидение продолжало заботиться о состоянии душ миллионов своих подданных. На экране легкомысленного вида молодой человек завязывает узлом шланг кислородной подушки своего дедушки. Голос за кадром: «Так жить нельзя».
Следующая сцена — те же действующие лица, но в обнимку за столом с чаем и вареньем. Голос за кадром:
«Все будет хорошо».
«У меня тяжелая работа, — поясняет скупо одетая девица в черных чулках, обнимая красный фонарь. — Она мне нравится, но на нее уходит много сил. Порой мне так нужна сладкая палочка… „Твикс“ — парочка сладких палочек хрустящего шоколада!»
Реклама заканчивается. Теперь «Музыкальная телега». Объявлено интервью со сподвижником-компаньоном Грасского, руководителем группы-"Крикмартокота" Кулябом Мамузовым.Перед этим корреспондент опрашивает бесящихся на дискотеке прыщавых юнцов и юниц.
— Вы балдеете от Куляба Мамузова?
— Чума! — кричит юница в коже с блестками.
— Я хочу ему отдаться, но он голубой, — грустит ее подруга.
— Экста-аз! Тащусь, как от травки! — подвизгивает стриженый юнец. — Он из наших, из наркомов!
— Давай-давай!
На экране возникают светлые лики ведущего и самого
Куляба Мамузова.
— Кулябушка! — захлопала в ладоши Клара, завидев на экране героев программы. — Я его знаю. Такая душечка.
— Он же дурак конченый по виду, — возмутился я.
— Ты замшелый пень, дорогой. Притом пень, наполненный трухой предубеждений. Не понимаешь, что он живет в ином мире. Ты ничего, кроме своих воров, не видишь и не знаешь. А он слушает музыку сфер.
Сказанула. Молодец, душа моя, не только микрофоны в мой телефон умеешь ставить, но способна и порассуждать о прекрасном. Ох, как меня подмывало задать ей несколько колких вопросов, но нельзя. Разом все испорчу… — Почему «мартокоты», братан? — лыбится на весь экран ведущий. — Почему не просто мартовский кот? Или сентябрьский.
— В марте коты хотят кошек, — подергиваясь в ритме слышимой одному ему музыки сфер, вещает звезда. — А в сентябре только колбасу. Сентябрьский кот — это ленивый обыватель. Мартовский кот — просто блудливый кот. Мартокот — это отдельное явление. Это сублимация любви. Так-то, брателло.
— Тут, Кулябушка, твои поклонники говорили, что ты голубой. Как ты по жизни к голубым относишься?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60