— А жить есть где, Матрос?
— В общем да. У людей одних. Вон, затоварился, — я звякнул портфелем. Магарыч жадно вздохнул.
— А можешь и у меня, — быстро произнес он, стараясь не упустить свалившуюся удачу.
— А ты где живешь?
— Во, — показал он в сторону дома. — У меня однокомнатная на третьем этаже.
— Это твое окно с кактусом?
— Нет, мое правее.
— А, — кивнул я, произнеся про себя «годится». Его окна как раз выходили на нужный мне дом, располагавшийся на противоположной стороне улицы. И я мог наблюдать из них за окнами Инженера.
— Я заплачу, — сказал я.
— Обижаешь, — коротко сказал Магарыч и облизнулся, глядя на мой портфель.
И за эти дни я старался его не разочаровывать. В квартире Магарыча было неприбрано, воняло сивухой и перегаром, но это меня не особо интересовало. В первый день я попробовал навести хоть какой-то порядок, но мои попытки были с гневом отвергнуты — Матрос, ты же гость… Тем более Магарыч не мыслил себя вне беспорядка. Он тогда чувствовал, что чего-то не хватает, и я оставил его в покое.
Позавчера инженерские окна были темные. Вчера вечером там появился свет.
Магарыч обычно валялся пьяный. Он чем-то напоминал голодного кота. Если перед голодным котом корзина с рыбой — он будет лопать, пока может двигаться. И Магарыч пил, пока не валился в бессознательном состоянии. Так что я мог спокойно властвовать в квартире и пялиться сколько хочешь в бинокль, пользоваться лазерным считывателем.
Первое, что я услышал в наушниках, когда навел считыватель на окно, было:
— Подлецы. Вот подлецы.
Потом кто-то запел достаточно зычно:
— Черный ворон, что ж ты вьешься, над мое-е-ю-ю го-оловой!
Затем он включил магнитофон, и тот не замолкал почти все время. Я наслушался записей: «Вдоль по Питерской», «Ой цветет калина». А чаще всего звучало «Враги сожгли родную хату»…
Иногда музыка перемежалась короткими ругательствами — простыми и незамысловатыми, короткими:
— Уроды…
— Подонки.
— Во, сволочи, — это было произнесено с особым чувством и подкупающей искренностью, которую уловил даже лазерный считыватель.
Но чаще всего все-таки звучало — «подлецы».
Нормально. Лучше, чем слушать песни в исполнении Бульника «Белочка моя, я твой бельчонок»…
С моей наблюдательной позиции я достаточно быстро разобрался в ситуации. Инженера пасли трое или четверо шкафов на красном, как с конвейера, «Пежо-206» и темно-синем «Святогоре» с форсированным мотором. Они весьма походили на тех, которые пасли и Михаила Зубовина, Двое здоровяков провожали Инженера до квартиры, а потом уматывали оттуда. В квартиру охранников не допускали, и они всю ночь бдили в своих машинах. Утром Инженер садился в «Запорожец», притулившийся на стоянке перед домом между пятисотым «Мерседесом» цвета металлик и «Кадиллаком», и отбывал на службу. Я его не провожал.
Место было забавное. Вчера с утречка пораньше я глядел на выходящих из дома дам с сытыми, закованными в богатые одежды детишками, на серокостюмников при галстуках и с дорогими саквояжами, усаживающихся в мощные машины. За некоторыми приезжали авто с водителями. У пары человек были телохранители.
Это было вчера утром. Часы показывали семь десять, когда легкий обруч сдавил мне голову. И я понял, что сейчас будет весело. Я напряженно огляделся, выискивая Инженера, но он так рано не выходил.
Я увидел выруливавший со стоянки «Кадиллак» — тот самый, который стоял рядом с «Запорожцем».
Я отшатнулся и прижался к стене, прикрыв глаза.
Бух — стекло дрогнуло, но не вылетело.
Когда я выглянул из окна, увидел то, что и ожидал — «Кадиллак» разворотило, и он дымился.
Ну что ж, с очередным павшим в торговых войнах, которые обострились в последние два месяца.
Вообще, дом этот мог претендовать на место в Книге рекордов Гиннесса. Тут примерно раз в две недели кого-то грохали.
Инженер, целый и невредимый, отбыл на работу, провожаемый машиной с охраной — ее не задело. Я сел им на хвост на своем «Москвиче». Машины двинули по направлению к «Березовой роще», и я не стал их провожать, опасаясь, что меня засекут. Делать там нечего. Устанавливать наблюдение за центром нет смысла.
Очередной день клонился к концу. Магарыч и Василич уже прилично набрались. Я отсел от них и глазел в окно.
Вчера я узнал нечто интересное. Я включил игрушку, сканирующую частоты в поиске работающих радиоустройств. И наткнулся через некоторое время на нечто знакомое.
— Эх, дороги-и-и, — тянул не особо музыкально знакомый голос.
Мой считыватель, пристроенный на подоконнике, давал то же. Это значит, что на хате у Инженера стоят микрофоны, и охрана помимо заботы о теле еще и слушает подопечного.
Вот такие события были у меня в последние дни… Я выглянул в окно и вздохнул полной грудью вечерний воздух. Вечер был прозрачный, изумительный. Хотелось расслабиться, но расслабляться я не мог. Сейчас и начнется работа — скоро Инженер подъедет. Между тем за столом затевалась дискуссия.
— Во всем Горбатый виноват, — ударив себя ладонью по впалой груди, как обычно, заявил Магарыч. Это была его больная мозоль. Не меньше, чем раз в десять минут он поминал бывшего Генерального секретаря ЦК КПСС.
— Ну, не во всем, — пытался вступиться за бывшего руководителя Советской державы Василич.
— Почти во всем. Кто сухой закон придумал? Очереди за водкой какие были?
— Да-а, — тут Василичу крыть было нечем.
— Тогда не просто водку у народа отняли. Тогда у народа веру убили! — Магарыч жахнул кулаком по столу так, что бутылки подпрыгнули,
— И всяку дрянь пить приучили, — поддакнул Василич.
— Во-во. Горбатый виноват.
И разговор опять пошел по истинно русскому замкнутому кругу — поиски виноватого, который в ответе за все.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88