Он встряхнул головой.
— Смотри, побледнел, лысенький, — Наташа весело захохотала и с размаху плюхнулась на стул. Пушинкой она не была, так что стул едва не развалился.
Валдаев почувствовал, что уши его краснеют. Он представил, как выглядит сейчас. И как порадовал эту девку своей растерянностью и страхом.
— Ты откуда взялась? — зло осведомился он.
— От деда Бермуда, — она оттянула кофту и помахала ей для вентиляции. — Духота. Жарковато для апреля.
— Ты чего сюда пришла?
— Мне твой редактор обещал пачку газет. И вообще. Чего скукожился? Не по кайфу мой визит?
— По кайфу.
— Ой, покраснел-то, — она всплеснула руками. Конечно, никакой крови на ее пальцах не было. Просто был густой слой ярко-красного лака на ногтях. — Лысенький, ты — чумовой кент.
— И что, взяла газеты?
— Я свое всегда возьму, — заверила она, взвешивая в руке туго набитый полиэтиленовый пакет.
— По-моему, не всегда.
— Это почему? — удивилась она.
— Тебе любой психотерапевт скажет, что все эти игры в говор с Князем Тьмы именно из-за неспособности взять се. Тебе очень хочется научиться брать все. Но не дано.
— Психолог, да? Этот, как его, Мичурин.
— Мичурин — это садовод.
— Да знаю, лысенький, разницу между Юнгом и юнгой. Не дурная. Книжки читала… А я тебе халтурку выбила.
— Чего?
— Потерлась среди ваших. С редактором накоротке перетрещала. Договорились статью сделать о подземных капищах.
— Чего?
— Земля под Москвой, как сыр голландский, — вся в дырах. Метро, канализация, карстовые пещеры, река Яуза. Там есть и сатанинские капища, где служатся наиболее серьезные службы.
— И что?
— Твой редактор хочет статью о них.
— Что, решила переквалифицироваться из воспитательниц в журналисты?
— Не-а, у меня слог плохой.
— Зато язык длинный.
— В общем, я писать не хочу. И не буду.
— Тогда о чем базар был?
— Базар-мазар. Зелень-мелень, как говорят азеры. — она зевнула, поболтала ногой. — А базар был о том, что ты опишешь все.
— Эх, — крякнул Валдаев.
— Репортаж будет — загляденье. Я тебе и капища покажу и тех, кто там тусуется.
— Что?!
— И следы крови от жертвоприношений.
— Не будет этого! — Валдаев хлопнул ладонью по столу так что авторучка подпрыгнула и упала на пол. Он нагнулся взял ее, и увидел, что рука трясется.
— Да чего ты взбесился? — Она покрутила пальцем у виска. — Хи-хи не хо-хо?
— Что?
— Крышу надо вовремя чинить, чтобы не протекала — вот что. Лысенький, у тебя с нервами плохо. То ты решил что я из тебя кровь пришла пить. То орешь как резаный.
— С вами заорешь. Ни в какие капища я не полезу. Никакие следы крови и подземелья мне не нужны.
— Да ладно, что-нибудь придумаем. Я все сделаю. Ты только окультуришь, чтобы читали со слезами умиления на глазах. Хорошо?
— Поглядим.
— Погляди, зайчик. Погляди.
Валдаев оглядел Наташу с ног до головы, больше с сочувствием, чем с укором.
— Наташа, ты же неглупая девушка. Зачем тебе все это? Ты что, серьезно веришь в это мракобесие?
— Могу и не верить. Но оно есть.
— А если веришь, лучше бы в церковь ходила поклоны бить, чем этой дрянью тешиться.
— В церковь? Старо. Мусор. Сила христианского Бога убывает. Мир переходит во власть Дьяволу. Зайчик, разве это не очевидно? Оглядись.
— Ну ты даешь.
— Надо быть на стороне сильного. Иначе раздавят, как таракашку.
— Вообще, что ты хочешь? Звонишь. Истерики У тебя «Убивают. Я боюсь. Горло перережут». Это что такое?
— А что?
— По тебе не скажешь, что ты чего-то боишься. Она вдруг посмотрела ему в глаза. И произнесла, на этот раз не играя:
— А я ведь действительно боюсь, зайчик.
— Чего ты боишься?
— Их.
— Кого их? — хрипло произнес Валдаев.
— Тех, кто уже все решил за нас.
Валдаев вдруг увидел, что Наташа бледна. И что в глубине ее глаз действительно мечется нечто, что может быть и подавляемым страхом.
«Черный бизон» несколько лет назад был обычной общепитовской забегаловкой — тесной и гостеприимной для окрестных алкашей и сопливой шантрапы, которые всегда могли найти здесь бутылку. В разгар общественных преобразований кому-то пришла в голову идея сделать в этом сарае стриптиз-бар. Никому не верилось, что затея приведет к финансовому успеху. Но сюда незамедлительно повалили со всей Москвы денежные люди. Судя по маркам машин, которые стояли на автостоянке, сильно денежные. Несколько раз сюда приезжал длиннющий, как автобус, белый «Линкольн» — таких на всю Москву раз-два и обчелся. Валдаев иногда считал эти выстроившиеся в ряд сверкающие авто, наблюдал из окна за этой фантастической, чужой жизнью. Он даже вывел некоторые закономерности. Больше всего съезжалось в «Бизон» народу на Пасху и на Рождество. Отмечали святые праздники стриптиз-зрелищем. Валдаев хмыкнул, неожиданно подумав: а может, здесь собираются те самые сатанисты, о которых его угораздило писать в последнее время. Это какой-то их эротический ритуал, черная месса, знак презрения ко всему святому. Или просто тут весело крутятся в чертовом колесе и тешатся вовсе не люди, а бесы и бесята, заполонившие город.
Валдаев пригубил кофе, поставил чашку на подоконник, а котором сидел сам. Кофе вечером его не смущал. Спать не мешал. Зато успокаивал нервы. Кофе, как ни странно, вносил некую стабильность в окружающую его действительность. Он вместе с ароматом наполнял квартиру ощущением устойчивости вещей. И помогал, когда настроение дурное, хочется на стенку лезть.
Он передернул плечами, когда вспомнил, как сатанистка тянула к нему руку с красными каплями лака на ногтя Стыдно было, как он перепугался. Но вместе с тем он ощутил, что это была не совсем шутка. В ней вдруг прогляну что-то серьезное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72