Маленький серый комок несся вперед. Он был жертвой. Что было у него на уме? Знал ли, что ему не уйти? Понимал ли, что судьба его решена?
— Ну вот, она уже забавляется, — улыбнулся Ротшаль, заходя в комнату. Он поставил на стол салатницу с неизменным московским блюдом — салатом «оливье».
— Бедное животное! И ты наслаждаешься этим? — возмущенно воскликнула Элла.
— Наслаждение — сказано громко, — Ротшаль взял у Эллы пульт, включил медленный просмотр. Теперь собаки жили в другом времени. И от этого их движения стали куда более свершенными. — Но это красиво. — Он обернулся к Валдаеву. — Вы не увлекаетесь охотой?
— Нет.
— Тоже, как Элле, жалко беззащитных животных?
— Что-то вроде того.
— Напрасно. Никто не хочет понять, что отношения охотника и жертвы лишены морали. Они — выражение борьбы за существование. Побеждает совершеннейший.
— Да, животные борются за существование, — горячо произнесла Элла. — А охотник просто развлекается.
— Нет, это не просто развлечение. Тут нечто гораздо большее. Это внутренняя потребность охотника. Отражение некоего общего закона. — Ротшаль задумался. — Впрочем, это долгий разговор.
Валдаев кинул взор на экран. Там дали увеличение бегущего зайца. И вдруг журналист представил себя на его месте. Надо рваться вперед, чтобы выжить. Но нет ни сил, ни возможности. А сзади — они. Преследователи… Чур меня!
Хозяин опять занялся сервировкой. Через пару минут на столе стояли тарелки с ветчиной, осетринкой, вазочка с икрой.
— Горячего не будет, — развел руками Ротшаль.
— Мы сюда не есть пришли. Мы пришли поглядеть, как поживает научная интеллигенция. — Элла пересела из кресла на стул. И тут же начала сооружать бутерброд с икрой.
— На, — она положила его перед Валдаевым. — Он у нас стеснительный, — с усмешкой пояснила она дяде; Тот понимающе кивнул. А Валдаев ощутил, что краснеет.
Ротшаль разлил по бокалам вино.
— Плохо говорю тосты, — произнес он. — Спасибо за то, что посетили меня в моей берлоге. За встречу?
— За встречу, — Элла чокнулась с ним, потом с Валдаевым.
Валдаев прикрыл глаза и маленькими глотками выпил вино. Оно было вкусным и быстро туманило голову.
— Изумительно, — Элла поставила опустевший бокал. — Где купил?
— Прислал коллега из Франции, — пояснил Ротшаль.
— Значит, «Геном человека» — дело денежное, — заключила Элла.
— Где как, — покачал головой профессор. — У нас — не очень.
— Мой дядюшка — один из ведущих специалистов по международной программе «Геном человека», — пояснила Элла — Знаешь, что это такое?
— Примерно представляю.
— Цель программы — расшифровать ДНК человека. Читать хомо сапиенса как книгу. — Элла взяла инициативу в свои руки и разлила вино по бокалам.
— Только в этой книге слишком много страниц, — улыбнулся Ротшаль. — И мы только нащупываем, на каком языке она написана. Ну что, твой тост, Элла…
Так потихоньку они уговорили одну бутылку и взялись за другую.
Валдаев не слишком любил ходить по гостям. Ощущал неловкость. Ему не нравилось напрягаться и казаться чем-то большим, чем есть на самом деле. Не так часто он встречал людей, с которыми ощущал себя свободно. Так вот тут был как раз такой случай. Хозяин квартиры излучал обаяние и доброжелательность. Он острил и незло подтрунивал над окружающими. За вечер прошлись по многим темам. Единственно, речь у Ротшаля была литературна, текла плавно, что слегка утомляло. Местами он был нудноват, когда ступал на тропинку пространных рассуждений. Но эти недостатки нередко встречаются у ученого люда.
— Нужно, чтобы Валерий написал о тебе статью, — сказала Элла, грустно глядя в опустевший бокал.
— Я не против, — с готовностью произнес Валдаев. Ему хотелось сделать приятное этому человеку, как-то отплатить за доброе расположение.
— Нет, — Ротшаль вдруг посерьезнел. — Ни в коем случае.
— Дяде чужда мирская слава, — засмеялась Элла.
— Ты сама знаешь, что дело не в этом. Повисло неловкое молчание.
— Да нет, ничего особенного здесь нет, — нарушил его Ротшаль. — Просто я человек суеверный. Предпочитаю не особенно распространяться в средствах массовой информации по моей тематике.
— Почему? — заинтересовался Валдаев.
— Сложно все это… У любого ученого иногда возникает ощущение, что он переступает через грань дозволенного. И та ней уже не его епархия.
— А чья?
— Высших сил.
— Бога, что ли?
— Скорее Сатаны. Мы вторглись в запретное. И многие получают по голове.
— Что вы имеете в виду?
— В последнее время слишком много смертей вокруг тех, кто занимается этой проблематикой.
— Что, заговор? — журналистское естество Валдаева взыграло.
— Да что вы, — засмеялся Ротшаль. — Нет. Просто… Просто случайности… Длинная цепь нелепых случайностей.
— Когда случайностей много, напрашивается мысль о закономерностях.
— Любая случайность — выражение высшей закономерности, — сказал поучительно Ротшаль. — Кто-то тасует наверху судьбы. Все ополчается против тех, кто приоткрывает занавес над запретной областью.
— Мне недавно говорили то же самое.
— Кто?
— Брал интервью у члена секты сатанистов… Если попался на глаза Дьяволу, то он обращает на тебя внимание. И спускает собак.
— И собаки эти?..
— Имя им случай.
— Что же, — Ротшаль задумался. — Гипотеза интересная…
Эту ночь они провели у него дома. Элла оценила его патологическое стремление к порядку: «Чисто, как в операционной».
Уходя, чмокая его почти по-сестрински (что немножко огорчало), но уже с некоторой обыденностью (что радовало) в щечку, она заявила, что ее опять пару дней не будет, и ему сразу стало тяжелее дышать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72