Такие деньги здесь, похоже, были.
— Как журналист вы нас устраиваете, — заключил главный редактор. — Единственно…
Валдаев напрягся, ожидая очередной подлости судьбы.
— Вы знаете главный порок журналиста? — Владимир Антонович снял сильные очки и протер их бархоткой.
— Думаю, не лживость.
— Это как раз порой больше достоинство… Неуемная страсть к спиртным напиткам, — главный редактор поморщился. — Если честно, у меня и так перебор алкоголиков. Так что я подумываю о сухом законе.
— Я практически не пью.
— Похвально, — с некоторым сомнением в голосе произнес главный редактор. — Когда вы сможете приступить к работе?
— Мне нужно хотя бы несколько дней на раздумье… Пока в знак сотрудничества принес вам пару статей, — Валдаев вытащил из «дипломата» скрепленные скрепкой материалы в пластмассовой прозрачной папке.
— Спасибо. Мы обязательно рассмотрим их и дадим ответ в ближайшее время, — он выразительно посмотрел на часы. Время — деньги. Валдаев раскланялся, вышел из кабинета, попрощался с секретаршей.
На улице подумал — и за каким чертом он столько лет общался с «молодым коммунистом» из «Запределья», когда давно бы мог уйти оттуда. Но когда ты инертен и не привык искать от добра добра, можно так и умереть на одном месте от старости.
Несколько дней на раздумье… Внезапно Валдаева обожгло — какое к черту раздумье в его ситуации? Какие несколько дней? Он вдруг понял, что стремится этим визитом не столько трудоустроиться, сколько зацепиться за обыденность.
А зацепиться не удавалось. Обыденность ускользала. Вокруг была одна катастрофа.
Он направился к метро. И неожиданно окружающее стало для него куда четче. На него набросились звон и грохот Улицы. Попав в толпу у входа в метро, он ощутил, что его душат закованные в костюмы, платья, куртки человеческие тела. А еще он стал болезненно различать запахи, резкие звуки. Валдаеву захотелось взвыть. Ему захотелось в тот его заветный бункер, о котором он мечтал, — в мир без людей запахов и шума…
В расстроенных чувствах, выйдя из метро на своей станции и переходя улицу, он едва не угодил под поливальную машину. И удостоился от водителя таких матюгов, которых не слышал никогда в жизни.
— Харю бы тебе размолотить! — закончил тираду водитель и, малость успокоенный, покатил дальше.
Город с каждым днем все больше высасывал силы и здоровье, будто и не Москва это была, а чернобыльская зона. Предельно допустимые дозы разлада и страхов Валдаев, кажется, давно уже схватил. Город отравлял душу, терзал ее, как терзает тело радиация.
— Чего встал, чурбан! — заорала тетка с тележкой, и Валдаев как ошпаренный отскочил.
К дому он подошел измотанный. Голова кружилась. У своего подъезда, совсем близко от желанной цели — железной двери своей квартиры, он услышал резкий, как выстрел, окрик:
— Стоять!
Он кинулся вперед. Ему хотелось одного — бежать. Исчезнуть. Припасть к земле или зарыться под нее. Не успел. Его сграбастали. Затолкали в машину.
— Больно, — прошипел Валдаев, скривившись от боли в руке.
— Переживешь, — оборвал грубый голос.
Кажется, Валдаев уже должен был привыкнуть к тому, что его постоянно заталкивают в машины, что ему все время угрожают, допрашивают, засовывают в камеры. Но привыкнуть к этому невозможно.
Долго гадать, кто его взял за шкирман в очередной раз — милиция или бандиты, — не пришлось. Бежевый «жигуль», в котором его везли, затормозил около райотдела милиции.
— Выходи, — его грубо выволокли из машины. Наручники жали. Железо впилось в кожу. Почему они всегда так туго затягивают браслеты? Из принципа? Или от спешки? Или просто так?
— Давай, — один из сопровождавших пинком придал ему ускорение. — Майор заждался.
Ну конечно. Майор Кучер. Кто же еще?
Валдаева провели в хорошо знакомый просторный кабинет. Майор был с тем самым долговязым оперативником, с которым приходил в последний раз.
— Ну все, Валдаев, — произнес угрожающе Кучер. — Терпение лопнуло. На этот раз ты спекся. Его усадили на стул. И начался очередной допрос.
— Ты когда познакомился с Ломом? — спросил майор.
— С кем?
— Который донимал тебя насчет квартиры.
— Не так давно. Они окатили меня водой из-под колес в моем дворе.
— Ах из-под колес. Ну-ка, рассказывай.
Взялись за него крепко. Выдавливали по капельке каждую деталь. Сбивали с толку. Ловили на противоречиях, а противоречий, естественно, было немало, поскольку при разговоре в таком темпе по любой проблеме — будь то хоть погода, хоть положение в сельском хозяйстве, хоть причастность его к серии убийств — Валдаев начинал путаться и сбиваться. После каждого прокола молодой оперативник удовлетворенно хмыкал, всем своим видом показывая, что допрашиваемый сам себя разоблачает, отчего Валдаев терялся еще больше.
Его спрашивали о двух бандитах. Потом о сатанистке. Потом об Элле. Потом опять о бандитах. Потом требовали подробно, по часам, описать, как он провел последние дни. Заявления, что он сидел дома и смотрел телевизор, вызывали одобрительные ухмылки. Тогда его требовали подробно рассказать, что же показывали по телевизору. Естественно так как он телевизор не столько смотрел, сколько сидел в расстроенных чувствах уставившись куда-то мимо экрана ничего путного он вспомнить не мог. Даже когда он действительно смотрел телеящик, он с трудом мог рассказать о потоке информации, которая льется из него. Но сказать что он ничего не делал в это время, а копался в своих чувствах, — это означало вызвать новую радостную гримасу на лице молодого опера и видимое удовлетворение на лице майора.
— Так. Значит, вы легли спать, — майор Кучер посмотрел в свои записи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72