В палате он появился после завтрака в сопровождении крупной румяной докторши в неестественно чистом, хрустящем накрахмаленном халате. И сразу принялся за Валдаева. Осматривал он его долго. Прищелкивал пальцами, заставлял доставать пальцем до уха, нагибаться. Смотрел зрачки. Валдаев выполнял все требования с вялой покорностью.
— Ну так-с, что у нас тут, — обернулся довольный собой и пациентом завотделением к докторше, которая держала в руках блокнот и авторучку. — Конечно, нужно проводить исследования, но, судя по всему, органических изменений никаких. Налицо просто переутомление. И где вы у нас работаете? — обратился он к Валдаеву.
— Журналист.
— Криминальный?
— Нет. Пишу про аномальные явления.
— Э, дружок. Тут вообще до Белых Столбов рукой подать.
Писали бы о чем-то возвышенном. О литературе. О нравственности, семье.
— Я писал… Раньше писал.
— Понятно… Значит, у нас нервное истощение, — он потер руки. — Время стрессов. Кризисы… Ничего, несколько дней покоя. Успокоительными поколют.
— А нельзя не колоть?
— Откуда такое недоверие к медикаментам? Ничего с вами не будет. Вот если не колоть, тогда последствия могут быть самые непредсказуемые, — радостно сообщил завотделением. — Вы уже на грани.
Валдаев вяло кивнул, присаживаясь на краешек кровати.
— Вам нужен отдых. Никаких телевизоров. Никаких волнений… Кстати, вас привезли из милиции. Что-то произошло?
— Ничего особенного, — покачал головой Валдаев, без интереса отметив про себя, что майор Кучер и его коллеги ни словом не обмолвились о причинах, благодаря которым одним пациентом в этом заведении стало больше. Это уже хорошо. Если бы они решили серьезно за него браться, то наверняка нашли бы пару сторожей, чтобы приставить их к палате. Или положили бы в другую больницу, с решетками на окнах.
— Прекрасно, — кивнул завотделением. — У большинства людей, лежащих здесь, не произошло ничего особенного. Но они все поражены стремлением возводить до небес свои неприятности. А неприятности нужно уметь низводить.
— Это вопрос выживания в современных условиях, — поддакнула докторша. Судя по всему, фраза была стандартная, потому что завотделением согласно кивнул.
— Вот именно, Надежда Валерьяновна. Вот именно… Они покинули палату, и Валдаев получил возможность отдохнуть от них. Они ему надоели. Ему хотелось просто лежать и не вставать…
Но вставать пришлось. Он добрался до умывальника. Клиника была хорошая, сооруженная в конце восьмидесятых по проекту четвертого (цековского) управления Минздрава и в порыве борьбы с привелегиями переданная обычным людям. Поэтому при каждой палате был коридорчике холодильником, туалет и ванная.
— Здесь не так плохо, — сказал сосед Алексей, когда Валдаев вернулся из ванной и обессиленно рухнул на кровать. — Это как нейтральная Швейцария во время войны.
— Почему? — спросил Валдаев.
— Вся Европа воевала, а Швейцария отгородилась от всего мира границей. Стала островком стабильности… Так и здесь. Наши недоделанные дела, неотданные долги — все там, за границей клиники… Здесь редко что происходит. Заведующий даже одно время запретил телевизор как основной источник стрессов. Правда, уже неделю разрешает смотреть пару телесериалов.
— Остров, — прошептал Валдаев, ощущая, что все опять становится зыбче, отдаляется.
— Э, браток, тебе опять худо, — озабоченно покачал го ловой Алексей.
— Нормально.
— Какой там нормально.
— Пожалуйста, оставь….
Валдаева потянуло в сон. Но сон не шел. А была какая-то полусонница.
Очнулся он к обеду. От еды отказался, но седая медсестра чуть ли не силой заставила его есть. После обеда ему вкатали укол и дали несколько желтеньких таблеток. Судя по всему, в клинике не было недостатка в медикаментах. К вечеру он снова очнулся. И нашел в себе силы прогуляться по заведению. Чувствовал он себя неважно. Но его поддерживал сосед.
Навстречу прогулочно брели мужчины и женщины — в спорткостюмах или в пижамах. Они о чем-то негромко беседовали. Атмосфера была пронизана унынием.
— Нет стариков, — отметил Валдаев.
— Точно, — кивнул Алексей. — По-моему, до них просто нет никому дела.
— Как это?
— Их списали… Слишком мало средств у медицины. Так что стараются поднимать людей, у которых есть хоть какое-то будущее.
— Звучит зловеще, — сказал Валдаев.
— Ничего зловещего. Новые стандарты в обществе. Вытаскивать только тех, кто еще может пригодиться и кто не цыганит пенсии, пособия и бесплатные лекарства, — Алексей безрадостно улыбнулся.
— Холокост, — без всякого выражения произнес Валдаев.
— Близко к этому, — согласился Алексей.
— Кошмар, — едва слышно прошептал Валдаев. Но сейчас для него это было лишь слово. Сам кошмар он прочувствовать не мог. Ощущал лишь, что тот притаился в нем, приглушенный лекарствами, но все еще мощный, готовый выгрызть душу.
— Смотреть тут особо нечего, — сменил тему Алексей. — Не Эрмитаж… Шестнадцать палат… Столовая… Процедурная, — показывал он рукой. — Телевизор. Через пятнадцать минут время мексиканского сериала. Женщины уже занимают места.
Действительно, на диванчике и креслах в ожидании уже расселись женщины. Опоздавшие стаскивали из столовки стулья. Экран цветного «Рекорда» был темен. Телевизор включали точно по расписанию.
— Главная достопримечательность, — отметил сосед, когда они прошли мимо курилки. — Дверь.
Дверь была двойная. Сначала решетка. Потом — железяка.
— Не пробьешь. Не взломаешь, — произнес с оттенком непонятной гордости Алексей, проведя ладонью по прутьям решетки. — Это не дурдом… Но близко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72