Ваши покровители сделают вид, что вас не знают. Вы представляли для них интерес, пока безопасно отстегивали им деньги. Больше вы им не нужны.— О чем вы говорите, Василий Николаевич? Сидоров сделал жест, и Аверин с оперативником ГУОПа шагнул к бизнесмену. Защелкнулись наручники.— А это зачем? — кивнул Свиридянский на наручники.— Так преступник вы особо опасный, — усмехнулся Сидоров. — И терять вам нечего.Нефтебизнесмен посмотрел на него с нескрываемой злобой.— Посмотрим, кто будет смеяться последним… В другой комнате ждала женщина Свиридянского. Она сидела молча на стуле.— Здравствуй, Маргарита, — сказал Аверин, заходя в комнату. Она удивленно посмотрела на него. В миг она побелела, как полотно.— Ты?.. Что происходит? — воскликнула она нервно. — Где Антон?— Задержан.— Что ты говоришь?— По подозрению в совершении хищений и в организации заказных убийств.— Какая ерунда!— Это правда, Маргарита…Она помолчала минуты две, уставившись на свои намани-Кюренные пальцы. Потом воскликнула:— Ты виноват во всем! — На ее глаза навернулись слезинки. — с того момента, как ты возник в моей жизни, все не так! Ты во всем виноват.— Маргарита, твой воздыхатель — убийца и вор таких масштабов, каких мало…Маргарита вздохнула глубоко, стиснула зубы.— А что ты думаешь — «Линкольны», «Мерседесы», ожерелья бриллиантовые — это просто так… Ты связалась с бандитом, Маргарита. Мне грустно, но ты знала это…— Он не хуже и не лучше, чем другие, — слезы текли по ее щекам, но она не пыталась их смахнуть.— Да, бывают и похуже.— Аверин, а ведь ты завидуешь ему! — вдруг в ней прорвалась злость. — Сегодняшняя жизнь его, а не твоя.— Понятно.— Видишь ли, есть стиль жизни. Не вещи, видики, машины — это все сущая ерунда. А стиль. Одни живут на помойке, беззубые, отвратные, вонючие и вполне довольные этим положением. Другие — в красивых домах, общаются с красивыми людьми. Они не смогут жить на помойке. Это иной стиль.— Все понятно. Мой стиль — помойка.— Хуже, Слава. Ты весь другой. Ты считаешь, что мир — это куча дерьма, тебе это не нравится, и ты сам вызвался это дерьмо разгребать. И стал частью этого мира, этого стиля. Ты не ощущаешь себя в ином качестве. Это твой стиль.— Каприз девчонки, — горько произнес Аверин. — Сперва — пойти в милицию. Потом — связаться с ментом. Но все вернулось на круга своя. Стиль жизни — сильнее.— Ты не способен любить. Все — семья, дом, чувства — останется на втором плане. А на первом — эта куча дерьма, которую ты разгребаешь. Ты ущербен. Ты — раб этой жизни. А он — хозяин жизни. Умный, обаятельный, с железной хваткой. С деньгами… Он смог удержать меня. То, что не смог ты.— Все верно. Это герой нашего времени. Пожилой жулик, сидящий у нефтяного крана и заказывающий расстрелы неугодных людей.— В тебе злость кипит.— Во мне? — удивился Аверин.— В тебе! — она шмыгнула носом.— Кстати, рейс еще не отправлен. Можешь лететь.— Уйди. Или я ударю тебя.— Прощай, любимая, — в эти слова он попытался вложить как можно больше иронии, но почему-то получилось так, будто сказаны они вполне серьезно…
Все оказалось очень просто.Калач приехал на встречу. У него имелся ключ от квартиры, на которой он должен был давать указания одному из своих главных подельников. Только получилось, что этот подельник сдал своего босса Аверину, поскольку у него имелись веские основания бояться оперативника куда больше, чем хозяина. Калач должен был явиться на место без охраны, дабы не вовлекать в свои дела хотя бы на одного человека больше, чем необходимо.В квартире Калача ждал Аверин.Щелкнул замок, дверь начала приоткрываться. Калач шагнул на порог, Аверин рванулся ему навстречу, с кряканьем ударил в солнечное сплетение. Калач пришел в себя и восстановил дыхание только через четверть часа.Аверин обыскал его. Нашел паспорт на имя гражданина Аргентины Хуана Годизицкого. В рукаве пиджака обнаружилось зашитое лезвие — воровской трюк, помогает в разных ситуациях.Аверин бросил вора на кресло, уселся напротив него. И стал рассматривать.Ничего особенного — невысокий, худой, с отечным лицом человек, на вид — лет сорок пять. На руках едва заметные белые полосы — такие остаются, когда хорошие пластохирурги сводят татуировки. Как только он отдышался, на его лице появилась скучающая мина, глаза стали какие-то снулые, как у хватившего дозу токсикомана.Он выдал тираду на испанском языке.— Что, русский позабыл? — спросил участливо Аверин, разглядывая Калача.— Не забыл. Родом из России. Я гражданин Аргентины.— Кончай дурака валять, Калач. Я тебя давно ищу.Калач откинулся на спинку кресла и расслабился. Он вдруг успокоился. Понял, что ждали именно его. И теперь нужно искать выход.— Ты кто такой? — спросил он.— Опер я.— И что тебе, опер, надо?— В розыске ты, Калач.— Ах, в розыске… Так это пустое. Ничего у вас не выйдет.— Подделка документов, незаконный переход границы.— И условный срок.— А за старое отвечать не собираешься?— Ничего не докажете. Ситуация разрешена в мою пользу опер.— Умный ты человек, Калач.— Еще какой умный… Ты сколько хочешь?— У тебя столько нет.— Значит, меньше чем на полета тысяч зеленых не согласен?— Не согласен.— Шестьдесят. По рукам?— Подумаю…— Пятерку набавлю — не больше. Опер, жадность часто во вред идет.— Ты прав… Слушай, а каково оно, стакан крови хлопнуть? Правда, все комплексы как ветром сдувает?Глаза Калача утратили нарочитую снулость. В них будто зажегся какой-то отвратный, мутный огонь. Они жгли Аверина гамма-лучами, взгляд пронизывал, от него хотелось зарыться в землю.— Ты о чем?— О тебе. О Щербатом. О вас всех…— Дуру-то не гони, опер. Считай, я ничего не слышал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111