Новые трупы. Война на уничтожение — без жалости, без правил, по беспределу. Если у западной мафии пистолет — это последний довод, то у российской он становится первым. Русские бандиты все больше привыкали сначала стрелять, а потом начинать выяснение отношений. Уходил страх не только перед законом, но и за свою жизнь. Отморозки в каком-то безумном раже лупили друг друга, не задумываясь о последствиях. Дьявол толкал людей вновь и вновь нажимать на спусковые крючки автоматов, подкладывать бомбы, работать удавками и ножами. Россия забылась в кровавом угаре. И она готовилась к еще большей крови. Аверин подумал, что, может быть, не так не прав Егорыч, когда говорит о грибах как примете большой крови.— Я в Германию собрался, — сказал Аверин.— Куда? — изумился Егорыч.— К немцам.— Нормально… Надолго? — На месяц.— Неплохо. Меня не возьмешь как телохранителя?— Вряд ли. Ты меня в Шереметьево отвезешь?— Какие вопросы. Когда?— Послезавтра.— Договорились.Аверину еще неделю назад не хотелось ехать ни в какую Германию. Дела на контроле, справки, информация, которую нужно отрабатывать. А тут еще Леха Ледокол наколол группу наемников по Волгограду. Как всегда, информация подтвердилась, взяли их с оружием перед очередной акцией. И тут буквально за два дня он выдохся. Ему уже не верилось, что существует мир помимо этого бесконечного кошмара. И ему захотелось вырваться из этого круга. Пусть ненадолго. Пусть на несколько недель.— Будешь шнапс тринкать, — сказал Егорыч.— И колбаски эссен… Кстати, ключи оставлю. Животину мою не обижай. Подкармливай.— Какой разговор. Пушинка, мы с тобой друзья? — Егорыч протянул руку к сидящей рядом на стуле Пушинке. Та обнюхала руку и беззлобно цапнула ее.— Во, кусает дающую руку, — кивнул Егорыч. — И где таких манер набрала?— Зверюга. Уважения требует… ЧАСТЬ ТРЕТЬЯМОСКОВСКАЯ БОЙНЯ
Объявили начало регистрации на мюнхенский рейс. Аверин пожал руку Егорычу.— Ну, давай. Веди себя прилично. На митинги не ходи.— А ты на немок не засматривайся.— Не буду.— Возвращайся, Слава.— Посмотрим. Вдруг там останусь.— Ну и правильно. Неча тут делать.Аверин прошел на таможенный контроль. А Егорыч махнул рукой и отправился на стоянку, где оставил свою машину.Аверин летел с группой, состоявшей из двух сотрудников ГУУР и пятерых человек из разных регионов России. В последнее время подобные обмены опытом стали в порядке вещей.Не верилось, что сейчас он усядется в кресло, самолет взмоет над Подмосковьем и вскоре приземлится в Германии. Но так все и произошло.Аверина поместили в одноместный номер в отеле в центре Мюнхена. Принимали немцы вполне прилично. Криминальная полиция выделила сопровождающих и переводчика, но Аверин неплохо владел немецким, мог объясняться свободно. Аверина интересовали аспекты работы подразделений по борьбе с убийствами. Он сошелся с инспектором убойного отдела Дитрихом Вайсом — растолстевшим от пива и немецких колбасок бюргером. Впрочем, на поверку Дитрих оказался любителем классической музыки, философом, к тому же увлекался русской литературой. Дед его сгорел в «Тигре» под Прохоровкой, но зла инспектор за это на Россию не держал. Он был не совсем типичным немцем. В нем начисто отсутствовала присущая нации бережливость, порой доходящая до скупости. Он вполне искренне угощал Аверина в барах, приговаривая:— Пей. Я понимаю. Россия великая страна. Но бедная. Мы содержим наших полицейских куда лучше.Через три дня Дитрих пригласил русского гостя к себе домой. Вечер проходил в немецком стиле — с пивом, сосисками. По манере разговора и по взглядам инспектор чем-то напомнил Аверину Егорыча, даже внешне в них было что-то общее. Ничего удивительного — Аверин притягивал к себе людей определенного склада.Потекли рабочие будни. Группу водили на экскурсии в полицейские участки и учебные заведения, где готовились офицеры полиции, в дежурные части, на патрулирование. Все представляло достаточный интерес. Но интереснее всего была сама Германия. Как и в прошлый визит, Аверина поражала стерильность окружающей среды. Чистота и порядок — символы Германии. Немцы мыли мылом тротуары перед своими домами, разбивали цветники с розами, которые никому не приходило в голову срывать посреди бела дня или ночью. В этом обществе ощущалась изначальная отлаженность, притертость элементов общественного механизма. Все занимались своими делами. Немцы чем-то напоминали роботов. Они приходили на работу, в них включалась определенная программа, и они добросовестно, без перекуров, точения лясов, анекдотов и обязательного у русских стаканчика для разогреву, работали как заводные — на полную выкладку. Зато заканчивали работу секунда в секунду. Дома в них включалась другая программа, и они оказывали знаки любви и уважения своим домочадцам. Когда наступали праздники и выходные, включалась программа «отдых», и немцы выполняли ее с той же серьезностью. Они с такой же полной отдачей веселились, пели мелодичные немецкие песни, опрокидывали кружки пива и рюмки шнапса, порой напивались и вели себя безобразно, но это тоже укладывалось в программу.Полиция работала точно так же — все в рамках положенного. Немцы, как волки, не могли шагнуть за флажки. Возвращались после рабочего дня — Аверин со своими русскими коллегами и пара немецких офицеров. По улице шла компания молодежи — увешанные цепями, в коже и железяках юнцы. Вели они себя вызывающе, ругались, перевернули пару урн. Шпаны в Германии тоже хватает.— Разгоним? — предложил Аверин.Немецкий полицейский посмотрел на него удивленно:— Зачем? Наше рабочее время кончилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111