Но ведь находились и такие, кто мечтал заехать хоть кому-нибудь дубинкой. Оказывались и любители ездить на обеспечение массовых мероприятий с сумками — пока одни охраняли фанатов на рок-концертах, другие вытряхивали из ларечников выпивку и еду. Две стороны одной медали. Такая работа — грань между добром и злом особенно резка. И среди людей, служащих бок о бок, одни совершают подвиги, а другие подлости.— Давай крюк сделаем, — предложил Карпов — Покажу тебе «Белый дом».Они проехали мимо Верховного Совета. Обгорелое величественное, похожее на атлантический суперлайнер здание почернело и обгорело, было осквернено снарядами, вокруг него стояло оцепление из милиции и армии. Аверин нахмурился. Ему стало стыдно и противно.Карпов довез Аверина до дома и напоследок сказал:— Сегодня Ремизов приказал отдыхать. Завтра на службу.— Буду… Возможно….— Э, ты что-то раскис, Слава. Что с тобой?— Да так…— Не нравится? А кому нравится.Аверин открыл входную дверь. Пушинка встретила его обрадованным мяуканьем. Кошки тоже умеют ценить дружбу. Он бросил чемодан и уселся в кресло. Пушинка прыгнула ему на руки.— Ну, тебя Егорыч откормил, — покачал головой Аверин, взвесив на руке Пушинку. — Тигра настоящая. Пушинка лизнула его в щеку, заурчала.— У, котяра, — он погладил ее, и она протянула лапы, блаженно впилась в хозяина когтями, вытянулась.Он положил котенка на диван. Вышел из квартиры. Поднялся двумя этажами выше. Позвонил в дверь.Егорыч выглядел вполне прилично, если не считать того, что левая рука была перевязана.— Чего, ранили? — спросил Аверин, кивая на перевязанную бинтами с пятнами крови руку.— Привет, Слава. Пулей зацепило.— Ты уже ветеран боев с правящей верхушкой.В доме Егорыча царил беспорядок. В углу стояло несколько пустых бутылок. На столе высился ополовиненный «Абсолют», но Егорыч не выглядел пьяным. Они уселись за стол. Егорыч разлил водку по рюмкам, произнес:— За тех, кто погиб.Аверин опрокинул обжигающее содержимое.— Слава, ты не представляешь, что это было. Четвертого октября я у «Белого дома» находился. Вокруг него шел постоянный крестный ход. Подошли броники. И первую пулю получил священник, возглавлявший крестный ход. Пуля прошла через икону.Аверин передернул плечами.— А потом… Я-то выбрался. Чиркнуло, — Егорыч потянулся к бутылке, но отставил ее. — А сколько погибло людей! Хороших людей, Слава. Которым не было все равно… Они выбили тех, кому не все равно. А быдло на мосту стояло и смеялось. Оно смотрело на представление…Егорыч покачал головой, отгоняя от себя страшные воспоминания.— Представляешь, Слава, бьет пулемет. Вокруг стоят зрители. Один падает, сраженный пулей. Его оттаскивают, и тут же его место занимает другой любопытствующий. Это что-то совершенно необъяснимое.— Да.— Слава, я ненавижу это быдло. Ненавижу этот город. Чтоб он провалился!— Да ладно тебе.— Сколько людей ушло! Каких людей…Егорыч хлопнул ладонью по столу. И заплакал. У Аверина тоже встал ком в горле.Они проговорили полночи. Егорыч сбивчиво рассказывал о пережитом. Иногда снова закипали слезы.— Я не хотел после этого жить. Они расстреляли нас. Теперь они владеют всем. Они и те, кто смеялся на мосту. Разве это справедливо, Слава?— Нет.— А знаешь, не могли найти людей, согласных сесть за рычаги танков. Предлагали офицерам квартиры, деньги и отыскали нескольких гадов. А еще афганцы помогли. Ветераны хреновы. Захотели отличиться перед демократией. Одни афганцы защищали «Белый дом», а другие били по нему из пушек. Что же это делается, Слава? Как такое возможно?!— Что теперь причитать?Ночью Аверин так и не заснул. Только под утро на несколько минут забылся в тяжелом сне. Встал, покормил Пушинку и отправился на работу.
— Это что? — Ремизов снял очки и положил их на бумагу, которую только что прочитал.— Рапорт на увольнение, — сказал Аверин.— Вот я и спрашиваю, как сие следует расценить?— Как нежелание продолжать службу в нашей организации.— Да? И куда ты пойдешь?— В охранники, в бандиты. Куда угодно.— Да?Ремизов посмотрел на Аверина с горькой усмешкой, потом встал, подошел к шкафчику, вытащил бутылку с коньяком.— Настоящий грузинский. Не какой-то суррогат. Храню несколько бутылочек с еще тех времен.Он налил стопочки себе и Аверину.— Почему все последние дни меня пытаются упоить? — пожал плечами Аверин, беря рюмку.— Чтобы уберечь от необдуманных решений.Коньяк действительно был настоящий. Грузинский. Без дураков.— Чем тебе контора наша не по душе? — спросил Ремизов.— И вы спрашиваете после того позора четвертого октября? — Аверин рассеянно посмотрел в окно. Внизу виднелся антикварный магазин и метро «Октябрьская».— Да. Ты прав… На десять процентов… Не все так просто. Кто-то бил из пулемета. А кто-то из наших и вытаскивал людей из-под обстрела.Ремизов вздохнул. Ему этот разговор был крайне неприятен.— Некоторые подразделения отказывались выполнять приказания. И наши, и группа «Вымпел» Минбеза.— А что это меняет?— В первые дни почти весь аппарат Следственного комитета перешел на сторону Верховного Совета. После этого разбора их всех выперли с работы… Лучших следователей по политике разом выгнали. Обезглавили следственный аппарат министерства.— Ну?— Некоторых оперов повыгоняли за отказ участвовать в штурме «Белого дома». Тебе повезло — ты оказался вне этих разборок. Это подарок тебе.— Не нужно мне подарков.— Нужно… Ты что хочешь? Уйти? Ты, один из лучших оперов, которых я видел. А кто будет раскрывать убийства? Или мир перевернулся и убийство это уже не убийство? Кто будет защищать людей?— Дозащищались.— Все, считай, ничего не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111