У нас их применяла старая власть. Не осталась безучастной и новая. Вспомните недавний референдум. С утра до вечера в головы гвоздями вдалбливались нужные властям ответы на вопросы - "да, да, нет, да". И сработало. А вспомним: "Альтернативы рынку - или еще чему-то там - нет". "Ваучер - ваша доля народной собственности". Тоже гвозди, кстати, не слишком
удачные. Можно без труда создать в общественном сознании образ друга или врага. Сильно преуспели в играх с общественным сознанием американцы. Они сумели воспитать за последние десятилетия человека, изумительно подходящего для информационной обработки. Эдакая доска для вбивания гвоздей. Американские методики с подачи их лучших специалистов относительно эффективно прокатываются и у нас с восемьдесят восьмого года.
- Информационную войну мы тоже проспали, - горько усмехнулся я.
- Почти. Но на это были причины, - строго произнес Остроган.
- Даже способы прямого воздействия на подсознание, существующие сегодня, достаточно грубы. Их можно сравнить с мясницким ножом. Будущее за так называемыми точечными микровоздействиями. Это как хирургический лазер...
- Что они собой представляют?
- Когда капля падает на камень, ему ничего не делается. Но миллионная капля пробьет в нем дыру. Так же и с психологией человека. Кажется, ерунда определенная цветовая гамма в видеоролике, сочетание звуков в мелодии популярного шлягера, последовательность слов в газете, фигур в компьютерной игре, система образов в книге. Но ничто не проходит зря. Все откладывается в какие-то кладовые в мозгу. Возможно посредством этих микровоздействий программировать сознание. Сформировывать поведенческие стереотипы. И еще черт знает что. Хотя задача эта невероятно сложная. Я не представляю, как ее можно решить.
- Из-за чего же сыр-бор? - осведомился я.
- Из-за формулы Токмачевского. Наш молодой, подающий надежды аналитик создал математическое описание предполагаемых точечных воздействий через СМИ, компьютеры. Через любые носители информации.
- Вы можете создать "И. радиационное оружие"?
- Нет. Тут работы еще лет на десять. Формула описывает систему воздействия в общих чертах. Слишком общих.
- Тогда из-за чего переполох?
Для пущего драматического эффекта Севастьянов выдержал паузу.
- Она описывает уже существующую систему воздействий.
- Что это означает?
- Кто-то проводит целенаправленное информационное воздействие на наше население. Можно вести речь об агрессии.
- Цель?
- Не хватает данных. Мы ничего не знаем... Но опасность велика. Очень велика, - Остроган потушил сигару. - Представь, месяц за месяцем, год за годом некие информационные вирусы проникают в сознание, разъедают его. Потом какой-то сигнал - и люди становятся слугами чужой недоброй воли.
- Зомбирование. Модная тема.
- Не знаю насчет зомбирования, - сказал Севастьянов. - Но, если удастся кому-то достичь планируемой реакции хотя бы у пяти процентов населения, можно говорить об эффективном воздействии на общественные процессы.
- Откуда дровишки? Штаты? Англия? Израиль?
- Может, и они. Но маловероятно, - отмахнулся Севастьянов.
- Почему?
- Мы в курсе их разработок, - встрял Остроган. - В последние годы западники активизировали исследования в области социального программирования. После того как с успехом обкатали на нас свои методы. Но ушли они недалеко от наших ученых... Кроме того, мы проверили формулу применительно к США. Американцы тоже под прессом.
- Сколько лет все это длится?
- Не меньше пяти. Активное давление началось в девяностом. Насколько далеко зашло? Вопрос без ответа, - устало произнес Остроган.
- Судя по всему, работали они без особой опаски.
- А чего им бояться? До недавнего времени не было методик выявления информвирусов. Мы даже не знали об их существовании.
- Сейчас мы знаем. Так трудно выявить источник их происхождения?
- Сложно объяснить неспециалисту суть нашей методики, - поднял предупредительно руку Севастьянов. - Гораздо легче выявить динамику и наличие воздействия, чем перевести разговор в легкую плоскость застольной дачной пикировки. Я не был готов к серьезному разговору. Эх, как же потом, через пять лет, я буду жалеть, что узнал так мало.
- Я подхожу к пределу. У любого везения есть предел. Я его вижу.
- Да бросьте, Иван Федорович, в ваши-то годы.
- Что ты знаешь о моих годах? Что ты знаешь обо мне, Стас?
А ведь действительно, что я знал о Фаусте? Я был уверен, что он такой же Иваницкий, как я Михаил Боярский. В ту пору я уже привык иметь дело с людьми, у которых много имен.
- Поверил, Стас? - вдруг беззаботно рассмеялся Иваницкий.
- Поверишь, когда тебе сообщают гробовым голосом - час пробил.
- Я тебя учил, что слова - ничто. Ты должен ощущать состояние...
- С вами это не проходит.
Я лукавил. Я был достаточно хорошим учеником, чтобы почувствовать говорил он вполне искренне.
Фауст допил чай, расслабился в кресле и любовался красивым подмосковным закатом. С веранды открывался вид на реку и окрестные поля, расчерченные синими полосками лесов.
- Мы считаем, что находимся в железобетонном мире, - неожиданно произнес он. - Мол, ничто не может его сдвинуть. И страшно удивляемся, когда его незыблемость оказывается обманом зрения. Перемены всегда приходят неожиданно, даже когда ждешь их. Войны, революции - они врываются, разнося в прах привычный уклад. И тогда нам остается бороться с обрушившимся ужасом или отдаться в его власть, бесполезной щепкой плыть по течению, теряя лучшее, что есть в наших душах.
- Трудно не согласиться.
- Но еще хуже, когда кошмар вползает мягко, шелестит легким сквозняком по самым затаенным углам, меняя постепенно все.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40