К тому же – за прошлые мои грешки меня прихватить могут. Но все-таки, все-таки… Что произошло? На этот счет могут быть только две версии – первая, я о ней уже думал, что Вероника отравилась сама и случайно. Аллергия не аллергия, мало ли что на свете бывает. Версия вторая – Веронику кто-то отравил. Причем сделал это очень искусно – не оставил никаких следов и меня, кстати говоря, подставил. Но… Но как этот "кто-то" проник в квартиру, если дверь была заперта на щеколду изнутри. Я никого не впускал… кажется… Хотя помню мало из того, что было вечером. Вероника открыла кому-то дверь, пока я спал? Впустила человека, который напоил ее ядом? Бред какой-то… С другой стороны, она могла и не подозревать подвоха. Все-таки женщина. Но… Ее могли застрелить, зарезать, задушить в конце концов… Почему выбрали яд как средство уничтожения?..»
Щукин отпил глоток из бутылки и оглянулся. В зале ожидания, кажется, не курят. Выходить на перрон лень. К тому же там шныряют ментовские патрули. То документы проверяют у проезжающих, то бомжей шугают…
Так или иначе – лишний раз с ментами ручкаться не очень-то охота.
«Хотя документы у меня в порядке, – подумал Николай, – отличные документы, выданные на имя Маслова Арнольда Антоновича. Третий год пошел уже с тех пор, как Сенька Купец мне их замастырил. Ладно… документы документами, а дела творятся непонятные. На чем я остановился? Ага, яд… Почему именно яд? Очевидно, что опоить Веронику ядом мог только ее знакомый – человек, которому она доверяет. Так вот этот самый человек – падла двужопая – меня и подставил. Теперь такой вопрос остается – зачем он это сделал? Чтобы отвести подозрение от себя самого? Или убийство Вероники подстроено для того, чтобы именно меня подставить? Н-да… В любом случае ясно, что работал человек компетентный во всех отношениях. Ведь меня видел весь персонал "Золотого гребешка", не считая посетителей. Конечно, официанты на меня и укажут. И не вспомнят, гады, как стольники от меня глотали ни за что… Можно, естественно, если меня – не дай господь – мусора прихватят, насвистеть им, что я Веронику до дома проводил, а сам дальше бухать пошел… Не, в этом они наблатыканы – понимают, что если такой мужик, как я, с бабой в кабаке весь вечер бухал да бумажками разбрасывался, то с ней явно не в ладушки играть собирался. К тому же меня могли соседи видеть. А как известно всему миру, для хорошего соседа настучать – все равно что кусок колбасы съесть… Нет, Щукин Николай Владимирович, он же Валов Александр, он же Маслов Арнольд, он же Эдуард Бронштейн, он же… и тэ дэ, и тэ пэ… Нет, надо валить отсюда подобру-поздорову. Если Вероничку завалили за ее делишки какие-то, то мне до этого никакого дела нет, хоть и жаль бабу. А если кто-то ко мне подбирается и, чувствуется, делает это со всей душой и полным вдохновением, тогда тем более – пора уносить ноги. В этом городе я в полном говне, а если свалить успею, то… еще посмотрим, кто кого… А до чертова поезда еще целых полчаса осталось…»
На этой мысли пиво у Щукина закончилось. Несколько минут он раздумывал, не пойти ли еще за бутылочкой, но отказался от этого. В голове его уже основательно прояснело, а туманить себе мозги алкоголем в его нынешнем положении – дело последнее.
Тем не менее покурить следовало бы.
Николай поднялся с пластикового кресла и тут же боковым зрением заметил двух милиционеров, патрулирующих здание вокзала.
Служители закона направлялись явно в его сторону, поэтому Щукин решил лишний раз не испытывать судьбу, а переждать опасные минуты в общественном туалете – благо время для его посещения уже наступило.
Ничем не выказывая своего волнения, Николай сунул руки в карманы брюк и неторопливо отправился к лестнице, ведущей на первый ярус помещения железнодорожного вокзала.

* * *
«На том же месте в тот же час!» – ревела музыка в вокзальных динамиках.
«Лучше бы мне оказаться в этот час в другом месте», – так подумал Щукин, когда услышал за своей спиной растягивающий слова голос: -…ское отделение, сержант Ивасев. Ваши документы, пожалуйста.
Очень надеясь, что эти слова относятся не к нему, по крайней мере сделав вид, будто не расслышал, Николай продолжал свой путь так же неторопливо.
– Гражданин!
Теперь Щукин не сомневался, к кому обращались, но не остановился и на этот раз, а повернулся только тогда, когда его схватили сзади за локоть.
– Глухой, что ли? – осведомился один из патрульных – немолодой старший лейтенант, на морщинистом лице которого было ясно написано, что ему уже не суждено дослужиться хотя бы до капитана.
– Извини, старлей, – осторожно высвобождая локоток, проговорил Николай, стараясь не обдать милиционера пивными парами, – не расслышал. Музыка орет.
– Документы, – хмуро повторил патрульный.
– Пожалуйста…
Щукин достал из кармана паспорт.
– Арнольд Антонович Маслов, – проговорил патрульный и посмотрел на Николая с такой мрачно-подозрительной миной, будто у того на лбу должны быть написаны настоящие имя-отчество-фамилия. – Приезжий?
– Прописка московская, – кивнул Щукин.
Старший лейтенант достал вложенный в паспорт билет и долго его изучал.
– Через полчаса уезжаю, – пояснил Щукин, – боюсь не успеть. Мне бы в сортир еще зайти…
– Успеешь, – буркнул старлей, снова погружаясь в изучение билета.
Щукин с тоской подумал о том, что все его деньги засунуты под обложку паспорта, который сейчас находится в руках милиционера. А милиционерам Щукин отчего-то привык не доверять. Может быть, оттого, что сам как-то три года отбывал срок в колонии общего режима под Самарой – и отбывал бы еще два года, не случись тогда амнистия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16