Сержант же невозмутимо не реагировал ни на кого из них.
Данко неодобрительно посмотрел на весь этот хаос. На родине они бы такого ни за что не позволили. Участки милиции были священными, тихими, вызывающими страх заведениями. Простые граждане без крайней необходимости туда никогда не заходили.
Галлахер был рад увидеть на лице Данко хоть какую-то реакцию, даже если она выражала неприятие или отвращение. Все лучше, чем эта вечно каменная физиономия.
— Будто по городу волна преступлений прокатилась, — сказал он, оглядывая окружающий балаган. — Помню, когда я впервые попал сюда, то же самое подумал.
Но ничего подобного. Просто нормальная обстановка в понедельник утром.
Данко кивнул. «Побольше полиции, — думал он. — Вот что нужно Америке».
Галлахер оглядел ряд стоящих в помещении столов. За каждым из них сидело по оперативнику, пытающемуся допросить преступника, спорящему со свидетелями, звонящему по телефону и печатающему на машинке — причём все это одновременно. По горло были заняты все — за исключением одного: Арта Ридзика. Тот сидел за своим исцарапанным столом, заваленным всевозможными бумагами, и играл в шахматы на маленьком шахматном компьютере, усердно игнорируя другого полисмена, стоящего перед ним.
— С возвращением тебя, Арт, — говорил Неллиган. — Слушай, я хочу, чтоб ты знал, что в моем поступке ничего личного не было. Мне полагалось написать отчёт — вот я его и написал. И я тебя туда вставил не потому что ты — это ты, а просто… — он пожал плечами. — Во всяком случае, ты ведь не обижаешься, верно? — и Неллиган протянул руку.
Ридзик поднял голову от шахмат:
— Вы что-то сказали, Неллиган?
— Ну и черт с тобой, если ты так к этому относишься.
— Именно так я к этому и отношусь, — Ридзик снова вернулся к шахматной игре. И уже собирался сделать следующий ход, когда услышал голос Данко.
— Не королём, — прорычал русский. Ридзик раздражённо взглянул на него:
— А почему нет?
Данко, едва глянув на доску, мгновенно оценил ситуацию. Исходя из предположения, что Ридзик его не послушается, он просчитал в уме несколько ближайших ходов:
— Мат в два хода.
— Неужели? — спросил Ридзик скептически.
— Ходите слоном. Сицилийская защита.
Ридзик откинулся на стуле и посмотрел на Данко:
— Сицилийская защита? Послушайте, товарищ, по моим последним данным, Сицилия ещё не принадлежит Советскому Союзу. И не думаю, что пойду слоном, если вас это устроит; у меня тут свои планы, — он вернулся к игре. — Но спасибо за помощь, товарищ, я это учту, — завершил он тоном, выражающим явное нежелание продолжать разговор.
— Идём, капитан, — сказал Галлахер. — Командир Доннелли хочет вас видеть.
Не сказав больше Ридзику ни слова, Данко последовал за своим проводником. Ридзик пошёл королём. Компьютер ответил ладьёй. Защищаясь, Ридзик сделал ход слоном, но компьютер победно запищал. Королю был поставлен мат красной королевой. И это свершилось именно за два хода.
— Вот дерьмо, — пробормотал Арт Ридзик, бросив взгляд в сторону удаляющегося Данко. — И какой бы хрен поверил?
Если бы вы увидали командира Лу Доннелли на улице, вы бы сразу предположили, что он фараон. Роста он был высокого, сложения крепкого, и видно было, что за долгие годы он уже успел вкусить свою долю как закона, так и беспорядка. Внешность его говорила и о том, что он может неплохо справляться с оперативной работой. Но он уже давно отошёл от оперативной работы. Теперь он был старшим офицером, администратором, главой полицейского отделения. Когда он ещё боролся с уличными подонками, ему было плевать на все. У него не случалось и дня, который стоил бы даже выеденного яйца. Теперь, когда ему приходилось иметь дело лишь с другими полисменами — такими, как Ридзик, — он чувствовал себя трупом.
Кабинет его не был похож на кабинет полицейского. Он скорее напоминал смесь зоомагазина с ботаническим садом. На каждой плоской поверхности размещалось по сосуду, полному ярких тропических рыбок, а окна были увиты пышными зелёными насаждениями. Данко не совсем понял, для чего все это нужно.
Галлахер представил их друг другу — и Данко с Доннелли встретились на секунду взглядами, словно меряя друг друга.
— Вот ордер на передачу, — сказал Доннелли, вынимая из стола документ. — Требуется лишь ваша подпись.
Данко взял листок бумаги своими большими руками и стал изучать его.
— Он не просил политического убежища? Доннелли покачал головой:
— Думаю, он смирился с тем, что возвращается домой. С нами он не разговаривает. Мы обыскали его, его автомобиль, номер в гостинице — он проехал на красный свет, а прав у него не оказалось. Мелочь — но он не говорит по-английски. И вообще не говорит, даже с переводчиком. В машине был спрятан револьвер. Это уже посерьёзней. Мы увидали у него татуировку на русском и поняли, что он один из ваших, — и Доннелли пожал плечами, словно говоря: «И вот вы здесь».
— Московская милиция благодарит чикагскую полицию, — сказал Данко таким оном, словно собирался произнести речь.
— Ерунда. А за что вы, ребята, его ловите? «Государственное преступление», — подумал Галлахер, Московская милиция была не столь благодарна Чикагской полиции, почувствовав, что нужно отвечать на вопрос, кого же это они арестовали и почему он разыскивается в Советском Союзе.
— Государственное преступление, — сказал Данко.
— Довольно расплывчато, — заметил Доннелли.
— Торговал на чёрном рынке.
— Тоже не слишком ясно.
— Это преступление.
— Как скажете, — ответил Доннелли. Он достал из стола другой документ. — Это свидетельство об имущественном расчёте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52