— А пока что я хочу, чтоб вы и сами не испортили дела, ладно?
— Больше я ошибок не совершу.
— Пока не сообразите, что совершили ошибку, — заметил Стоббз.
— Вот-вот, а то пока создаётся впечатление, что это мы ловим Росту, — добавил Ридзик, — а вы, ребята, даёте ему смыться. Или я не прав?
— Этого больше не случится.
И глядя, как Данко выходит из кабинета вместе с Ридзиком, Стоббз почувствовал, что русский богатырь на сей раз может оказаться прав.
— Весьма решительно настроенный парень, — заметил он. — Но позвольте мне кое о чем спросить у вас, командир, — он остановился, словно ища нужных слов. — Вы, случаем, не сошли с ума?
Доннелли следил за рыбками в одном из аквариумов.
— С чего это вы взяли? — он включил музыку, столь воздушную, что по сравнению с нею лёгкая эстрадная мелодия показалась бы тяжёлым металлом.
— Данко и Ридзик? Да это же самая крутая пара чокнутых со времён Бонни и Клайда. Доннелли улыбнулся:
— Данко — чудесное оружие, Чарли. Бронебойная пушка. И если он поможет нам схватить Росту — грандиозно. А если он будет нарушать правила, пережимать по ходу дела — что ж, он русский. Это не наша проблема. Пусть об этом заботятся комиссары из Москвы. Это не наша проблема.
— Да, но что, если он пережмёт до такой степени, что пристрелит какого-нибудь невинного чикагского зеваку?
— Без оружия, если вы помните.
— Забыл.
— Вот потому-то вы и лейтенант, а я командир, — он занялся какими-то бумагами. Стоббз задержался у двери:
— Ещё один вопрос.
— Валяйте.
— А как с Ридзиком?
«Ридзик, — подумал Доннелли, — вечно Ридзик». Лично ему нравился Ридзик, но иногда казалось, что лучше бы он не был полицейским, а если бы уж был, то где-нибудь в другом месте. — Арт хороший полисмен.
— Но и большой мастер выпендриваться.
— Есть такое, — согласился Доннелли. — Так что, если будет выпендриваться — то прощай, Арт. Выражаясь канцелярским языком, я не вижу в этом негативных аспектов.
— Что ж, посмотрим, — ответил Стоббз.
* * *
Ридзик и Данко продирались сквозь толпу людей, заполнивших регистратуру, словно пара ледоколов, направляясь в сторону комнаты для допросов.
— Я вытащил Галлахерова стукача, — объяснил Ридзик, — и думаю, если мы на него как следует поднажмём…
— Стукача?
— Ну, понимаете, осведомителя.
— Да.
— Это он навёл нас на ту компанию, которую мы прихватили на днях. На Бритоголовых.
— Негров без волос.
— Это одна из возможностей, за которую можно ухватиться. Он скользкий, как зараза, но если нам удастся заставить его говорить, мне кажется, он сможет рассказать нам, кто заправляет у этих Бритоголовых.
— Он один из тех, что посещали Виктора в тюрьме?
— Нет, — Ридзик взглянул на листок, который передала ему Глория. — У Виктора были только два посетителя. Сперва какая-то юбка по имени Кет Манзетти. И ещё тот парень, которого я подстрелил. Его фамилия Татамович или что-то в этом роде.
Данко кивнул. Он знал это имя. Татамович. Тоже из Грузии. Его разыскивали за убийство, шантаж и сводничество. Данко добавил и его к числу тех людей, которые поймут, что такое советская юстиция, когда дело будет завершено.
— А что это за женщина?
— Педагог. Учит танцам в Виккер Парке — вы не знаете, где это, но далеко не самое милое местечко. Попробуем заскочить к ней нынче вечером.
Они остановились возле безликой серой двери комнаты для допросов и сквозь небольшое окошечко посмотрели на Стрика, осведомителя Галлахера. Молодой негр сидел, развалившись, на стуле, словно ему было наплевать на все на свете. Это был довольно здоровый малый — и достаточно крутой, если не приходилось иметь дела с кем-нибудь покрепче непослушной шлюшки или старушки-лавочницы, которой не слишком хотелось платить за обещаемую «защиту», которую предлагал им Стрик. Дела у него шли хорошо. На нем был весьма кричащий итальянский шёлковый костюм, который не произвёл особого впечатления на Ридзика, но стоил, судя по всему, сотен восемь.
Арт Ридзик обернулся к Данко.
— Теперь вот что, — сказал он, словно защитник, дающий инструкции партнёру на футбольном поле, — тут Америка. В этой стране мы охраняем права личности, даже права такого дерьма, как этот сутенёр на полставки, — он указал большим пальцем куда-то за плечо. — Это закон под названием «Миранда».
— Вы называете свои законы женскими именами?
— Заткнитесь и слушайте. Миранда гласит, что вы эту задницу и пальцем тронуть не можете.
Глаза у Данко сузились. Что это ещё за Миранда такая?
— Я не собираюсь трогать эту задницу. Я собираюсь заставить его говорить. Ридзик тяжело вздохнул:
— Слушайте, я буду за этим следить, ладно?
— Он знает, где Виктор?
— Может быть.
— Хорошо.
Ридзик открыл тяжёлую дверь и вошёл в комнату. Уселся за стол напротив Стрика. Комната, отметил он, отличалась всеми прелестями вагона метро.
Стрик склонился к нему через исцарапанный и усеянный следами от погашенных сигарет стол.
— Эй, легавый, — завякал он, — что это ещё за хренотень? Ты ещё что за зараза? Может, ты какой-нибудь долбаный…
Данко не верил своим ушам. Преступник, паршивый сутенёр, так разговаривает с полицейским. Может, изо всех диких и абсолютно непостижимых явлений, которые довелось ему увидеть и услышать со времени прибытия в Америку, это было самым странным? Нет. Ещё более странным было то, что самому Ридзику такое поведение вовсе не казалось странным. Стрик продолжал верещать:
— У вас на меня ничего нет. Все это сучьё дерьмо! И ты, говноед, это знаешь!
С Данко этого было достаточно, даже если Ридзик и не реагировал. Он подошёл к Стрику, рывком поднял его на ноги, закрутил руку за спину и швырнул о бетонную стенку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52