Но этого не произошло — да, портупеи развернулись в нашу сторону, да, глаза их сверкали яростью, я видел даже пену в уголках губ. Но бросок откладывался до окончания переговоров. Переговоры должны были кончиться не в нашу пользу, но если противник в них нуждался — значит, был не столь уж опасен.
— Що вы, панэ, казалы? — уточнил офицер.
— Я вспомнил героизм львувських дзети, — ответил Борода, все так же отчаянно борясь с дрожью в голосе.
И вот тогда произошел бросок.
Я давно оценил ситуацию. Нам сейчас совершенно ни к чему была вся эта заваруха, но и выхода у нас не было — только драться. Врагов было тринадцать человек. Еще пятеро или шестеро болтались где-то в недрах кофейни. Так что в ближайшие секунды противник мог получить подкрепление. Нам ждать подхода резерва не приходилось. За все время торчания в этом оказавшемся небезопасным месте Муха так и не замаячил ни вдали, ни поблизости. Но настоящих бойцов среди зеленых френчей почти не было. Некоторую опасность в принципе могли представлять офицер со своей шашкой и четверо действительно здоровых лбов. Боцман, Док и Артист сориентировались не хуже меня. Борода — подавно, он сам затеял всю эту игру. Мы стояли уже не кучкой, а шеренгой, за спиной была стена дома. Нас было четверо (Борода с дрожью в коленях не в счет), и двухметровых было четверо. Все по-честному. Двухметровые оказались в первом ряду еще на стадии сверкания глазами. Они не то чтобы сами протиснулись вперед, скорее их протиснули менее рослые однополчане. Бороде доставалась сабля. Ну, пусть сам выкручивается, раз заварил такую кашу.
Противник пошел в атаку боевым порядком, именуемым в народе незамысловатым словом «толпа». Наша четверка одновременно увернулась от пудовых кулачищ амбалов и почти одновременно провела четыре прямых в челюсть. Хороший удар для случая с более высоким и тяжелым противником. Удар идет снизу и не поглощается массой тела, а забрасывает голову назад. Вестибулярный аппарат глючит, и человек валится на спину. Лбы повалились и произвели давку и сумятицу. Наша дальнейшая тактика описывалась простой формулой: бей ближайшую морду. И бей так, чтобы не пришлось добавлять. При хорошей реакции это не настолько сложное дело. Главное — видеть перед собой всю панораму и не подпустить кого-нибудь сбоку или сзади в тот момент, когда ты занят очередной мордой. И ни на что не отвлекаться. Но я все же отвлекся. На хорошее зрелище: Борода бился не на жизнь, а на смерть с офицером сечевиков. Офицер поступил мудро, оставил свою саблю в ножнах, иначе либо сам бы напоролся на нее в свалке, либо покалечил бы своих. А теперь он и не мог воспользоваться оружием — не успевал. Борода бил ему морду не столь успешно, как мои ребята, но с гораздо большим ожесточением. Но и Бороде доставалось. Прикрываться он абсолютно не умел, рожа у него была в такой же кровище, как и у сечевика.
За это зрелище я чуть было не заплатил — пока я зевал, на мне повисли трое стрельцов и чуть не свалили с ног. Черт бы побрал этого Кулика, этого Бороду! Только этого нам и не хватало — завалить задание из-за такой ерунды! А рядом уже замаячили те самые, из кафе. Но туг неожиданно подошло подкрепление и к нам. Кто-то невысокий, полноватый, неуклюжий неумело свалился на тех троих, что висели на мне, и на секунду их отвлек. Мне хватило бы и меньшего. Я стряхнул с себя стрельцов, кому-то походя немного добавил, поднырнул под наступавший резерв. Я прокатился клубком между сапог стрельцов и, когда вскочил, оказался во вражеском тылу. Пока они разворачивались, я свалил двоих, остальные теперь были в окружении, Док и Артист оттянули на себя большую часть из тех, кто еще оставался на ногах, и освободили Боцмана. На пару с ним мы разделались с резервом очень быстро. Но бой еще не кончился. Наше неожиданное и своевременное подкрепление отвлекло на себя сразу троих бойцов и оказалось смятым. Невысокого полноватого уже били ногами. К тому же Борода где-то дал маху, и офицер ухитрился достать свой ятаган. Правда, он обнажил сталь не столько для убийства, сколько для прикрытия своей морды от ударов Бороды. Бороде пришлось уйти в глухую защиту, потому что им занялись последние трое солдат, прикрываемые своим командиром. Его непременно постигла бы участь неуклюжего толстяка, если бы Док не обезоружил фехтующего с воздухом начальничка, а мы с Боцманом не припечатали остальных. Артист чуточку опоздал со своим веским словом.
В запасе у нас была минута, не больше — амбалы уже начали шевелиться. Док, отдав саблю Артисту, поднимал толстяка и оценивал нанесенные ему повреждения.
— Уходим, — скомандовал я.
— Стоп! Стоп! Ни в коем случае! — заорал Борода. — С ними надо не так!
Он отнял саблю у Артиста, опустил вдоль ноги и стал на край бордюра.
— Погодите, — сказал он. — Сейчас малость очухаются, тогда...
Сечевые стрельцы медленно, словно нехотя, поднимались с брусчатки. Когда на ногах было уже около трети личного состава, Борода зычно скомандовал:
— Взво-од!!! В колонну по четыре!!! Становись!!! И указал саблей линию для первой шеренги.
Я не поверил своим глазам. Амбалы понуро построились и даже подравнялись. Остальные стали в затылок амбалам. Борода наблюдал молча, как стрельцы, приходя в себя, обнаруживали своих построенных товарищей и тоже становились в строй. Командир их очухался, но подниматься не стал — закосил под бессознанку.
— Правое плечо вперед, шаго-ом... марш!!!
Битый взвод скрылся в переулке. Борода размахнулся саблей, плашмя шарахнул ею о бордюр рядом с головой лейтенанта и сам еле увернулся от винтом взлетевшего обломка. Эфес он швырнул возле лейтенантовых ног со словами:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112