Нет, сегодня!
И этих людей нужно было успокоить. Ну дурачье! Не понимают, что если русские вломились в здание СНПУ, значит, их терпение лопнуло. А через две недели на Украину приезжает папа римский. Провокаций и инцидентов нам только не хватало. Да даже обычное факельное шествие сейчас было бы крайне нежелательно. Вообще факельные шествия были замечательным изобретением западных коллег. Они проводились примерно раз в год и приурочивались к каким-нибудь датам из истории украинского националистического движения. Ну, например, объявлялось, что мартобря 86-го числа весь украинский народ будет в полном составе участвовать в поминовении Степана Бандеры. Мероприятие регистрировалось как мирная демонстрация, но по городу пускался слух, что, если у кого на окне в этот траурный вечер не будет гореть свеча, пусть тот лучше на себя пеняет.
На закате устраивался митинг возле одного из памятных для социал-националистов мест. А потом в наступивших сумерках город оплетался сетью колонн, облаченных в устрашающие черные формы. Они шли молча, освещая опустевшие улицы факелами. Даже свои, украинцы, боялись, сидели за глухо закрытыми дверьми и, проклиная Бандеру с присными, жгли свечи лояльности на каждом окне. А статистика показывала, что после каждого такого шествия происходил всплеск эмиграции. Неукраинцы освобождали жизненное пространство для НАЦИИ. Главное было — не проводить шествия слишком часто, чтоб враг не привыкал. И каждый раз подбирать самую неожиданную дату, чтоб враг нервничал.
Сегодня Зайшлому стоило больших усилий погасить порыв праведного гнева своих товарищей по партии. Смысл его получасовой речи сводился к тому, что русский элемент в городе, — эта своего рода пятая колонна Кремля, — практически сведен на нет. Субботнее происшествие не есть признак активности и боеготовности вечного антагониста, а, напротив, свидетельство отчаяния и бессилия. И сейчас не время растрачивать силы на устрашение врагов нации в городе, а время собрать все силы и всю ненависть для гораздо более крупных и важных дел.
— Многие из вас... — сказал Зайшлый и, помявшись, добавил: — Лучшие из вас... уже готовы для действий на территории противника совместно с героями других стран. Это и есть наша великая цель — перенос борьбы на чужую территорию. Украинский народ в наших городах должен спать спокойно. А враги нации все равно не смогут спать спокойно, зная, что на страже интересов нации стоит СНПУ.
Выходя из здания СНПУ, Зайшлый собирался отправиться к своему куратору, которого он знал как пана Олэга, потомка украинских эмигрантов, гражданина Канады. Пан Олэг сносно говорил по-украински, но на самом деле Зайшлый сомневался в его славянском происхождении. Впрочем, это было неважно. Куратор ненавидел москалей, да еще и ненависть самого Зайшлого теперь была не просто злобой, а вполне солидным, хорошо оплачиваемым чувством. Зайшлый думал о том, что неплохо было бы скорее отправить самых активных бойцов в Чечню, в Россию. Это позволило бы несколько сбить накал страстей среди партийной молодежи. Пусть выпускают пар подальше отсюда.
Машину Зайшлый всегда ставил на пятачке у кинотеатра им. Шевченко. Место людное, и рядом всегда торчит охранник банка «Золотой лев». Не то чтобы охрана банка присматривает за припаркованными машинами, но все спокойнее — на глазах у мрачного стража вряд ли кто займется угоном или свинчиванием зеркал.
Как только Зайшлый подошел к своей бээмвухе, к нему заспешил человек. На человеке был брезентовый фартук и рукавицы, и до появления Зайшлого он был занят уборкой газона, посреди которого красовался огромный портрет Тараса Шевченко, выложенный из мхов разной окраски. Дворник оставил свое копье, на которое насаживал обертки от мороженого и безвьшгрышные билеты моментальной лотереи, которая продавалась у входа в кинотеатр. Он подходил к Зайшлому, подобострастно кланяясь ему еще издалека. Зайшлый сел в машину и завелся, но дверцу не закрыл, ждал, что же собирается ему сообщить этот пожилой дворник. Старик, приблизившись, зашепелявил что-то сквозь стертые старостью зубы на таком жутком деревенском диалекте, что сам Зайшлый еле мог что-то разобрать. Старик же, очевидно, собирался сделать крайне важное заявление — он отчаянно жестикулировал, стараясь завладеть всем вниманием ясновельможного пана. Дворник хотел подойти к водительской дверце, но не смог, там была проезжая часть, одна за другой шли машины. Зайшлый потянулся через весь салон, опустил стекло в пассажирской дверце, но старик не мог так низко нагнуться, чтоб говорить в окно. Пришлось открывать дверцу.
— Я его запомнил, я его запомнил, — бормотал дворник и тряс указательным пальцем. — Он сначала вокруг машины ходил, а потом в окна заглядывал!
Поток информации прервался, потому что старик оступился с бордюра и упал бы у колес, если бы не успел ухватиться за открытую дверцу. Теперь он оказался почти сидящим на пассажирском сиденье, но влезать в салон не решался, сидел на корточках, опираясь на сиденье рукой. От сотрясения у него открылся кашель, и старик сунул руку за пазуху, прижал ее к груди. Зайшлого очень заинтересовал человек, покушавшийся на его машину. Ясно, что это был не угонщик и не автомобильный вор. Скорее всего, в машину хотели вставить или прослушивающее устройство, или что похуже. Может быть, надеялись найти какие-нибудь документы, но вряд ли. Кабинет Зайшлого ломали профессионалы. Такие прекрасно понимали, что в машине ценных документов никто не держит. Дворник мог оказать неоценимую услугу, его следовало расспросить получше, но проклятый старик заходился в кашле, вися в крайне неудобной позе у борта машины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112