— Артист, — сказал я. — Ты доставишь раненого в город. Боцман мне нужен здесь. Сейчас мы сделаем носилки и подберемся поближе к селу. Там разойдемся.
— Жаль, Дока с нами нет, — посетовал Боцман.
«Да и жив ли он», — подумал я про себя, но говорить о своих недобрых предчувствиях не стал. Не хотел расстраивать ребят.
Ночевали в лесу, к дороге выйти до темноты не успели. С рассветом мы продолжили спуск с гор. Борода то впадал в забытье, то приходил в сознание и протестовал, что его, легко раненного, несут, когда он может прекрасно идти сам. И тут же начинал рассказывать, что раньше он не знал, как прописывать кровь на картинах, а теперь знает — нужно мешать краплак с киноварью. Или еще что-нибудь в том же роде. Бредил. Мы одолели несколько километров и наконец вышли в долину. Обмундирование Бороды пришлось постирать, чтоб не привлекать любопытства страшными кровавыми пятнами. Да и сами мы тоже привели себя в относительный порядок. При этом оказалось, что Боцман тоже ранен. Пуля зацепила ему бедро, но прошла вскользь, содрала кожу, правда, зацепила немного и мышцу. Но рана уже не кровоточила.
— Когда это ты подцепил? — спросил я Боцмана.
— Думаешь, я помню? Вроде когда Бороду тащил... там место было пристрелянное. Уж я извивался, как угорь, но, видишь, задело. Я и не заметил. Я об эти дьяволовы камни больше побился, до сих пор все ноет.
В самом деле, я тоже чувствовал себя так, будто меня долго и усердно били пьяные менты; горганские камешки поработали не хуже дубинок или кованых сапог. Пока скакал по горкам, ушибов и ссадин не замечал, а теперь больше всего хотелось увалиться в мягкую койку и чтоб ласковая жена прикладывала примочки. Но лучшее, что мне могли предложить обстоятельства, — это было купание в ледяном горном ручье. Кстати, такое купание здорово освежает. Рекомендую.
— Комбат! — бормотал в бреду Борода. — Поднимайся! Перестыковка боевой части! Принять изделие! Дивизия «Эдельвейс»!
Артист взвалил его на плечо и потащил к людям искать частника, чтоб отвез в город. Мы с Боцманом следовали за ними на небольшом расстоянии, активно притворяясь туристами. У Боцмана в рюкзаке поверх аммонала и термита лежали два помповика и один автомат. Остальное оружие мы бросили: и нести его было не в чем, и патронов все равно почти не было. После последней стычки у нас оставалось всего два автоматных рожка. Помповики мы так в ход и не пускали — дистанция боя была неподходящая.
Мы проконтролировали, как Артист поголосовал на трассе, как, кратко переговорив с водилой, загрузил Бороду, сел сам, и они укатили. Ну, если правда, что здесь зарплата в сто долларов считается чуть ли не пределом возможностей человека, то за полтинник их и довезут, и выгрузят, и кофе в постель подадут.
В Яремче не было видно ни одного боевика. Село раскинулось в неширокой долине и было сильно вытянуто вдоль реки. Мы обошли его в поисках железнодорожной станции. Нашли. Собственно станции здесь не было. В Московской области это называлось бы платформой. Но метрах в трехстах от домика, имитирующего вокзальчик, все же имелся запасной тупик. Пространство вокруг него было оцеплено, шла погрузка. На рельсах стоял пресловутый эшелон — полторы дюжины вагонов и два тепловоза — один в голове, другой в хвосте. На горных путях с большими уклонами это распространенная практика: два локомотива надежно держат состав, не дают ему оторваться или стать врастяжку на уклоне.
Но что-то не было похоже, чтобы эшелон набивался до отказа. Два десятка голых до пояса вояк сновали между парой грузовичков и единственным товарным вагоном в составе, — грузили то ли оружие, то ли еще какое снаряжение в ящиках. Еще несколько десятков, очевидно самых оборзевших, курили, свободно расположившись у путей. Если предположить, что часть народа уже загрузилась в вагоны и еще взвод торчит в оцеплении, можно было прикинуть, что отправки ждет действительно не больше полутораста — двухсот человек. Теперь стало понятно, почему в какой-то момент нас прекратили преследовать: их всех отозвали для погрузки в эшелон. Видимо, руководство боевиков решило, что достаточно с них потерь, надо отгружать оставшийся в живых материал.
Мы не подбирались близко, но и так можно было понять, что боевой дух воинства стоит на нижней отметке. Не было видно ни одной высоко поднятой головы; те, кто слонялся вдоль поезда без дела, смотрели в землю, пинали носком сапога гравий, беспрерывно плевались. Десяток хорошо подготовленных автоматчиков в бронежилетах, внезапно вырвавшись из-за укрытия, мог бы в пять минут рассеять этот сброд по окрестным холмам, а потом на протяжении нескольких суток отлавливать и добивать. Но нас было двое с одним автоматом и без бронежилетов. Нужно было действовать меньшим числом, но большим умением.
Самое тупое, что приходило в голову, — надо обогнать поезд, заложить взрывное устройство и, когда голова поезда окажется над миной, замкнуть контакт. Но кое-что в таком плане мне не нравилось. Мы не знали, когда именно состав тронется, он мог отойти уже через полчаса. Мы не знали местности, через которую он пойдет. У нас не было и времени, чтобы изучить эту местность и выбрать место для диверсии.
Ход моих рассуждений прервал Боцман.
— Можно их запереть в этом тупике, — сказал он.
— Как?
— Повредить стрелку.
— Что это даст?
— Время. Мы их задержим.
— Есть план?
— Есть идея. На планы ты у нас мастер.
— Идея неплохая. Время нам действительно нужно. А план... План примерно такой... Сколько тебе нужно времени, чтобы повредить пути?
— Секунд пятнадцать, если будет прикрытие.
— Кое-какое будет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112