Тимашуку приходилось крепко держаться за край люка, чтобы не свалиться с брони. Свободной рукой он прижимал к глазам бинокль, пытаясь высмотреть прожектора тепловоза. Но впереди была лишь голая глинистая равнина с жидким кустарником, забитым сухими шарами перекати-поля. Разбегались по сторонам попавшие в свет фар ежи, однажды махнула огненно-рыжим хвостом лисица. Позади далекими праздничными огнями сиял аэродром, впереди и вокруг была дичь, глушь, ночь, посвисты ветра. Подступавшие слева лесистые увалы обнаруживали себя лишь при стремительных пролетах луны в разрывах тяжелых туч.
Рядом с Тимашуком сидел, вцепившись в скобу, бригадир путейцев в оранжевом сигнальном жилете, напяленном поверх ватника, — трезвый, злой и не понимавший, какого лешего его вытащили из постели из-за какой-то муйни. Из его бухтения Тимашук понял, что такая муйня — дело обычное, сошел с катушек паровоз и сошел, весной бывает, потому как грунт. И нужно не муйней заниматься, а вызывать ремпоезд, без него все одно никак. Ремонтно-восстановительный поезд, как выяснил Тимашук, нужно вызывать из Читы, к послезавтрему будет. А через денек и наладят.
— Как — к послезавтрему? Как — через денек? — закричал Тимашук.
— Да так. А как? На руках-то не подымешь. А если подзавалился, так и вообще. А вон он, сердешный! — показал бригадир на далекие желтые огни впереди. — Не завалился, ишь ты. Скопытился, делов-то.
Через четверть часа в МП подползла к огням, ткнулась в насыпь. Тимашук спрыгнул в вязкую глину, вскарабкался на железнодорожное полотно, не заботясь о том, во что превратятся его костюм и плащ. Тепловоз стоял на рельсах, с первого взгляда все было нормально, лишь слегка перекошены прожектора, тлевшие в четверть накала. За тепловозом темнели большие крытые вагоны, а на шпалах, прямо перед буфером, горел костер. Вокруг него сидели, кто на чем, пожилой машинист с мальчишкой-помощником и несколько солдат охраны в длинных бараньих тулупах и с «Калашниковыми».
— Докладывайте! — приказал Тимашук. Солдаты промолчали, не зная, как реагировать на этого штатского, подкатившего на БМП, а машинист ответил:
— Чего докладывать? Сам гляди. Скопытились маленько.
Бригадир путейцев велел водителю БМП направить на тепловоз фары-искатели, в их свете картина происшедшего предстала во всей своей очевидности, не требовавшей никаких пояснений. Две передние колесные пары правой частью сошли с рельса, раздробили шпалы и по ступицы погрузились в щебенку. Вывернутый многотонной махиной рельс торчал вбок. Рельс не лопнул, торец был штатным, на конце его болтались крепежные болты и накладки. Страшно было даже представить, что было бы, если бы состав шел на полном ходу.
— Стык разошелся, — констатировал бригадир путейцев. — Надо же. Угадал, Петрович? Или углядел? — поинтересовался он у машиниста.
— Такое разве углядишь? — отозвался машинист. — Твои посигналили. Потому и держал километров пять в час. А то в завалились к едреней фене.
— Мои? — переспросил бригадир. — Какие такие мои? Мои еще со вчера в Потапово уехали, ханку жрут.
— А кто ж мне посигналил? — удивился машинист. — Стояли двое, ручную дрезину сняли и стояли. Я думал, твои. А чьи тут еще могут быть?
— Какие двое? — вмешался в их разговор Тимашук. — Где стояли?
— Да за километр, — объяснил машинист. — Обыкновенные. В жилетах. Один желтый флажок держал. Как положено — вроспуск. Я и сбросил скорость.
— В черных шапках, — дополнил помощник машиниста. — В таких, вязаных. И не в сапогах, а в ботинках. В высоких, солдатских. Я еще подумал: чего это они по грязи в ботинках? А еще двое чуть раньше стояли.
— И что делали?
— Да ничего. Стояли и ждали, нас пропускали.
— Какие они были? Молодые, пожилые? Усы, бороды?
— Да пожалуй что молодые, — подумав, сказал помощник. — Усов вроде не было. И бород не было, точно. И верхонок у них не было. Ну, рукавиц. Голыми руками инструмент держали.
— Какой инструмент?
— Обыкновенный. Гайковерт, лом. А какой еще у них может быть инструмент?
— Отчего мог разойтись стык? — продолжал допрос Тимашук.
— Это ты не у нас спрашивай, — ответил машинист. — Это пусть инспекция смотрит.
От чего хочешь мог разойтись. Крепеж ослаб. Или болт какой лопнул.
— Или открутили? — предположил Тимашук.
— Да кому ж это надо-то? — удивился бригадир. — Пацанов в округе нет, только в Потапове. Да и не баловались они таким никогда. Чужих тут тоже никого нет. Нет, открутить не могли, — убежденно повторил он.
Тимашук вернулся к БМП и приказал водителю:
— Назад. Быстро!
* * *
Остаток ночи подполковник Тимашук просидел в узле связи. Дежурный диспетчер Забайкальской дороги и слушать ничего не хотел. Где он возьмет ремпоезд? С каких хренов будет гнать его черт-те куда? Ночь, выходные. Ремонтники спят давно. И наверняка поголовно пьяные. Звоните в понедельник утром, придумаем что-нибудь. А вы, господин хороший, мне не грозите. Клал я на все трибуналы с прибором. И вообще, я знать не знаю, кто вы такой. Ничего мне про ваши полномочия не известно. Звоните начальству, что мне начальство скажет, то я и буду делать.
Тимашук в бешенстве швырнул трубку и связался с оперативным дежурным Минобороны.
Военные сработали четко. В половине третьего ночи батальон железнодорожных войск был поднят по боевой тревоге, ремонтно-восстановительный поезд снялся с Транссиба и безостановочно, по обеспеченному военными диспетчерами транспортному коридору, устремился к разъезду. Начальник поезда, специально предупрежденный Тимашуком о ненадежности одноколейки, ведущей от разъезда к аэродрому Потапово, приказал машинисту сбавить ход до пяти километров в час.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109