- Вот теперь все, можно ехать, - сказал он. Заметив, что я оглянулся на холст, поинтересовался: - Тебе нравится?
Я молча пожал плечами. Я не понимал, что здесь может нравиться или не нравиться.
- По-моему, чего-то не хватает, - заметил Томас, окинув холст критическим взглядом. - Чего? Не понимаю.
- А что ты хотел этой картиной выразить?
Он глубоко задумался и честно признался:
- Ничего.
- Это тебе удалось.
Он еще немного подумал и согласился:
- Ты прав. Да, прав. В джипе были не ваши?
- Не наши.
- Точно?
- Точно.
- Сколько их там?
- Трое - как минимум. Но могут быть и еще.
- А на других машинах могут быть?
- Могут.
- Тогда сделаем так, - решил Томас. - Свет пусть. Пусть думают, что я дома. А мы выйдем здесь.
Он провел меня в кухню и отпер небольшую дверь. Это был черный ход. Он выходил на задний двор. Обогнув дом, мы оказались в узком переулке. Там стоял пикапчик Томаса. Томас вознамерился сесть за руль, но мы с Мухой решительно воспротивились: хмель из него вроде бы выветрился, но перегаром несло так, что его забрал бы первый попавшийся полицейский.
Покрутившись проходными дворами и переулками, мы выехали на какой-то проспект. Никаких подозрительных машин не просматривалось. Еще через полчаса оказались в районе порта среди старых кирпичных пакгаузов с подъездными железнодорожными путями. Возле торца одного из пакгаузов стояло несколько старых иномарок и "Жигулей". Над воротами помигивала красными неоновыми трубками вывеска "Moonlight-club".
Место было очень подозрительным не по отдельным деталям, а по всему, в целом. Томас был прав: на "линкольне" в такие места не ездят.
- Посидите, я быстро, - сказал он, вылезая из машины и забирая с собой полиэтиленовый пакет с баксами. - Мне нужно встретиться здесь с одним человеком.
- С кем? - спросил я.
- Это мой знакомый. Я потом все объясню.
Начиная с момента получения денег, во всех его действиях чувствовалась какая-то целеустремленность, всегда заставляющая окружающих подчиняться. Но я все же твердо выразил намерение сопровождать его и здесь. Он не возражал, но предупредил:
- Тебе там не понравится.
- Переживу, - сказал я.
Он нажал кнопку звонка. В железной, покрашенной суриком двери открылось окошко. Томас наклонился к нему, что-то произнес по-эстонски. Нас впустили, и я сразу понял, почему Томас сказал, что мне здесь не понравится.
За длинной стойкой бара и за столиками вдоль красных кирпичных стен сидели молодые парни в черной коже, в жилетках на голое тело, в напульсниках и даже в широких кожаных ошейниках с шипами. На некоторых были черные кожаные фуражки с высокой тульей, похожие на фашистские. Бухал рок из колонок стереосистемы. Две пары танцевали на площадке посреди зала. Причем не так, как нынче принято, а в обнимку, медленно.
Это был гей-клуб.
Но при всем обилии железа, черной кожи и устрашающих татуировок на плечах и даже на бритых затылках атмосфера показалась мне вполне мирной. Может быть, потому, что народу было еще немного по случаю раннего вечернего времени. Пили в основном пиво из жестяных банок, перед некоторыми стояли стаканы с фантой. А вот курили не только "Мальборо" - сладковато потягивало травкой.
Во всем этом заведении было что-то либерально-демократическое. Не в российском понимании, а в нормальном. Этому способствовала бесхитростность, с которой старый пакгауз превратили в место культурного досуга: отделили часть пространства кирпичной стеной, покрыли бетон пола кроваво-красным линолеумом и на длинных шнурах навешали неярких ламп с жестяными абажурами.
Никогда раньше в таких местах мне бывать не приходилось, и в первый момент я слегка прибалдел.
- Ты не смотри, что они такие, - успокоил меня Томас. - Они хорошие ребята. Даже застенчивые. Как девушки. Если будут к тебе подходить, говори "нет". Или просто качай головой.
- Ты что, голубой? - напрямую спросил я.
- Нет, я нормальный. Мой знакомый работает здесь администратором.
Мы прошли в конец зала. Томас заглянул в какую-то комнату и сказал мне:
- Подожди здесь.
Я тоже заглянул в комнату. Там за обычным канцелярским столом сидел обычный толстый человек в обычном костюме. В комнату вела только одна дверь, так что никакой угрозы со стороны можно было не опасаться. Я разрешил Томасу войти, а сам остался стоять у стены.
И сразу ощутил себя голым. И при этом девушкой. Возможно, красивой. Во всяком случае, что-то во мне определенно было. Я пользовался успехом, поэтому головой мне пришлось мотать часто. Но Томас оказался прав: народ здесь был деликатный и с руками не лез. Однако и при этом чувствовал я себя довольно идиотски и огляделся в поисках какого-нибудь укромного уголка. И сразу нашел. В торце зала стояло несколько пустых столиков, за одним из них сидел высокий рыжий человек в желтой замшевой куртке и в черной рубашке-апаш. Лоб его был перевязан красным платком.
Это был кинорежиссер Март Кыпс.
Перед ним стоял высокий пустой стакан. И до того, как он стал пустым, в нем - судя по выражению мировой скорби на лице режиссера - была явно не фанта.
Я подошел и попросил разрешения присесть. Кыпс безучастно кивнул, потом внимательно посмотрел на меня и оказал:
- Господин Пастухов. Международное арт-агентство. Как обманчива внешность. Впрочем, внешность всегда обманчива. И мужественность часто скрывает нежную душу.
Похоже, он принял меня за педика. И даже, кажется, сделал мне комплимент.
- У вас есть деньги? - спросил он.
- Есть.
- А у меня нет. Купите мне выпить. Помянем гениальный фильм "Битва на Векше".
По его знаку подскочил молоденький официант с накрашенными губами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120