Сюда выходила стена сарая, примыкавшего к забору.
Взобравшись на разлапистый карагач, Таштемир подтащил следом за собой я доверчивую Акшу. По толстой ветви они перебрались на крышу сарая. Четкие бурибосары мгновенно уловили запах постороннего и с надрывным лаем кинулись ему навстречу. В этот момент Таштемир освободил дворняжку от ремня и спустил ее на сторожевую полосу.
Веселая кудлатая дама, неожиданно возникшая перед волкодавами, сбила их деловой настрой. Инстинкт продолжения рода подавил чувство собачьего долга. Могучий запах зовущей плоти забил все остальные чувства, еще минуту назад вызывавшие желание бежать, хватать, рвать на части.
Когда Акша и оба кобеля скрылись во тьме сада, Таштемир спокойно спустился на землю, пересек собачью тропу, ловко перемахнул через сетку и вскоре оказался в непосредственной близости от дома. Укрываясь в густой тени деревьев, он пробрался к его боковой стене и по приставленной к ней лестнице поднялся на плоскую крышу. Ступая как можно мягче, капитан пересек ее наискось.
Теперь ему стал виден айван, покрытый дорогим красным ковром. Подобрав под себя ноги, на нем сидели трое — сам хозяин, худолицый, остроносый и желчный, Аман Рахимбаев, директор ликеро-водочного завода, толстопузый, со щеками отвисшими почти до самых плеч, и полковник Султанбаев.
Говорил Караханов. Голос его звучал вяло, слова цедились бесцветные, тусклые: ни ясных интонаций, ни эмоций.
— Так куда он делся, этот ваш Иргашев? Как вы считаете, Юсуфжон? Не мог же человек исчезнуть, как дух. Это не спирт, который неизвестно как испаряется со складов нашего уважаемого друга Рахимбаева.
Директор ликеро-водочного завода радостно заржал, затряс жирными щеками.
— Почему его упустили твои недоноски?
— Скоро возьмем, — сказал Султанбаев с уверенностью. — Мы ближе к цели, Собиржон Кадырович, чем вам кажется.
— Я думаю, что ты сейчас от нее куда дальше, чем считаешь, — сказал Караханов, и в его голосе прозвучала, наконец, плохо скрываемая угроза.
— Не давите на меня, Собиржон. Мы все в одной, команде. Больше того, я иду впереди всех. Прикрываю, как это говорят, грудью. Незачем меня пугать и подталкивать. А что касается недоносков, как вы назвали моих парней, так ваш Рузибаев среди них. Поэтому разделите свои упреки с ним…
Караханов побагровел. Такое ему никто не смел бросить в лицо. Все, даже Султанбаев, никогда ни словом, ни жестом не намекали, что могут встать вровень с ним, державшим вожжи власти в своих руках.
Кто их всех здесь поит, кормит, одевает, позволяет им баловаться с бабами, менять их без счета, не заглядывая при этом в кошелек? Но настоящие повелители только потому и держатся наверху, что умеют в нужный момент пришпорить скакуна или, напротив, ослабить поводья и поощряюще похлопать его по холке.
Стиснув челюсти и обождав, когда схлынет волна внезапного гнева, Караханов спокойно сказал:
— Я понимаю, Юсуфжон, ваше волнение. Дела-мела, работы-заботы… И мне даже приятно, когда вы пытаетесь идти впереди. Это похвально, что мысли об общем деле вы принимаете как собственные. Но я не привык прятаться за спины других…
В это время к айвану приблизился домашний слуга, один из полноправных избирателей, гнувших спину на народного Эмира. Застыв в демократическом полупоклоне, он поставил на помост и подвинул к ногам гостей огромное металлическое блюдо с дымящимся пловом.
Голод полоснул Таштемира по пустым кишкам.
Сглотнув слюну, он огляделся и в голубоватом призрачном свете встававшей луны увидел на крыше россыпи абрикосов. Хозяева сушили фрукты из собственного сада на зиму. Таштемир стал пригоршнями черпать с циновок и есть удивительно сладкие, уже хорошо подвалявшиеся дольки кураги — любимую и почти единственную сладость далекого бедного детства.
Когда сидевшие на айване тоже несколько заглушили голод, разговор возобновился. Таштемир, распластавшись во весь рост, старался не пропустить ни одного слова, но все же иногда не улавливал некоторых фраз, особенно когда говорил Караханов. Мешал шелест листвы огромной шелковицы, раскинувшей свои ветви над самой крышей.
— …Проще всего задавить, — сказал Рахимбаев и снова расхохотался глупым громким смехом. — В мешок — и в воду!
— Помолчи, Аман, — небрежно посоветовал Караханов. — Чтобы сунуть в мешок, надо еще поймать. А наши недонос… — Он запнулся. — Наши лихие соколы не смогли его просто убить. Он всех обвел вокруг пальца и ушел. А уважаемому Юсуфу Салимовичу повесили в отчетность уже три трупа…
— Четыре, — поправил Султанбаев. — Если их станет больше, то я не смогу уже валить все на него одного. Я сделал все, чтобы Иргашев не выскочил из города, перекрыл все дороги области. Однако давайте мыслить реально. Перекрыть выходы из республики я не в силах. Затем такой пустячок, как список жертв. Вы представляете, к чему это может привести? Проявит интерес пресса…
— Независимая не проявит, — сказал Караханов твердо. — Пусть вас не беспокоят пустяки.
— Если и центральные газеты…
— Подумаем. Ваше дело найти этого подонка. Об остальном я побеспокоюсь. Сегодня же позвоню Саидходжаеву…
От дома к айвану быстрым шагом подошел мужчина в белой рубашке. Поклонился гостям, затем приблизился к хозяину и стал что-то шептать ему на ухо.
— Обыщите сад! — повысив голос, приказал Караханов. — Загляните под каждый куст.
— Что случилось? — спросил полковник встревоженно и поправил наплечную кобуру.
— Какой-то поганец подкинул сторожевым псам суку. Теперь вместо того, чтобы стеречь дом, они устроили свадьбу. Камалетдин предполагает, что кто-то пытался проникнуть в сад…
Таштемир достал пистолет, отполз от края крыши и осторожно поднялся на ноги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41