Теперь пленные стояли у стены, прислонившись спинами к бревнам. Присесть на землю им не позволяла длина цепи.
Крепаков, постояв минут двадцать, начал скулить. Чигирик на него прикрикнул:
— Заткнись, солдат! — Потом уже спокойнее объяснил: — Еще не вечер. Чего стонать?
— Убьют они нас. — Крепаков едва сдерживался.
— Убьют, это точно, — согласился Чигирик. Но голос его был полон спокойствия. — Ты же был готов их убивать, верно? Почему они не могут сделать то же самое? Баш на баш!
— Вам надо было стрелять или бросать гранату, — Крепаков судил капитана по большому счету. — А вы испугались.
— Заткнись! Не сумели их укусить, значит, и гавкать нечего.
— Могли бы кокнуть…
— Ну да… А чего ж это ты сам гранату не швырнул, когда твоих друзей добивали?
Крепаков замолчал…
Ночь упала на землю, едва солнце ушло за горы. На чистом небе заблистали звезды.
Стоять у стены было мучительно. Едва кто-то делал неосторожное движение, цепь натягивалась, оковы врезались в запястья острыми краями, которых никогда не касался напильник.
От долгого стояния у Чигирика ныли и без того натруженные за день ноги, болела спина. Падение вертолета наверняка не прошло для него бесследно. Но это врачи скажут… Если он когда-нибудь будут…
Крепаков совсем ослабел. Парня, которому в школе при выпуске влепили в аттестат тройку по физкультуре, военкоматовские старатели, выдернув из лона семьи, сразу же поставили в строй. Боевые командиры, не загоняв паренька на учениях до кондиции, не добившись, чтобы икры ног стали железными, а эмоции отупели, погнали его в бой, в горы. Понятно, что это дитя асфальтовой цивилизации, оказавшись в условиях, в которых выживают только смелые, стойкие и умеющие терпеть невзгоды, не выдержало…
Еще засветло Чигирик заметил, что двое из чеченцев, забросив автоматы за спины, ушли с летовки. Должно быть, направились в ближайший отряд боевиков доложить о своей удаче. Вести за собой пленных на ночь глядя они не рискнули.
В овечьем стане остался только один сторож. Он сидел за домом, и его не было видно. Только отблески костра плясали на земле желтыми языками.
Когда все вокруг стихло, Чигирик толкнул Крепакова локтем. Шепнул:
— Давай, налегли!
Они дружно дернули цепь. Штырь заскрипел, но не поддался.
— Больно руку. — Крепаков дул на запястье, которое обжимал металл.
— А ты тяни свободной рукой за цепь, чтобы не давило. Только не кряхти. Раз-два!
Снова дернули цепь. И опять… и опять…
Оба взмокли. Руки, державшие цепь, саднило. Чигирик, отдышавшись, уже хотел после очередной попытки сказать: «Отбой!», когда бревно хрустнуло изнутри, и стержень со звоном вылетел из гнезда.
Оба пленника рухнули на землю. Перепуганный Крепаков вскочить, но Чигирик удержал его.
— Лежи! И тихо. Замри!
Они застыли в неудобных позах, чутко прислушиваясь. Вокруг все было по-прежнему тихо.
— Встаем. Без шума.
Они поднялись с земли. Штырь болтался на цепи, негромко позвякивая.
— Зараза! — Чигирик выругался сквозь зубы и взял штырь в руку. — Пошли. Только тихо.
Караульный сидел у костра, протянув руки к огню. Автомат он положил рядом с собой на землю. Здесь, в горах, он ничего не боялся — чувствовал себя в безопасности. Пленные на железной цепи — зубами не пережуешь. Федералы по ночам воевать не умеют, в горы не суются.
— Бить будешь ты. — Чигирик передвинул кольцо стержня по цепи и вложил железо в руку Крепакова. — С левой руки у меня не получится. И бей ему по кумполу. По макушке. Резко и сильно.
— Может, все же вы? — Шепот солдата прозвучал плаксиво.
— Был бы левша, не просил.
Стараясь двигаться бесшумно, они выбрались из-за сарая в тень вдоль стены. Чеченец грустно и монотонно тянул песню.
Двое шли рядом, в танце. Чигирик то и дело подталкивал солдата локтем в бок. Последний шаг у них был самым широким.
Крепаков размахнулся, насколько ему позволяла длина цепи. Вместе с ним приподнял руку и Чигирик, чтобы не мешать удару. Железный стержень, опускаясь, звякнул цепью. Караульный, пытался обернуться, но металл уже ударил его по голове с тупым, чмокающим звуком. Чигирик наподдал чеченцу по спине ногой, и тот ткнулся лицом в костер.
Чигирик быстро нагнулся, схватил автомат. Отщелкнул рычаг предохранителя.
— Возьми подсумки, — приказал он Крепакову. Бронежилет, снятый с явно российского солдата, с двумя дополнительными рожками в кармашках, лежал рядом.
Из-за леса поднималась луна. Голубоватый свет заметно разжижал ночную темень. Задрав голову, Чигирик отыскал Большую Медведицу, затем нашел Полярную звезду. Определил направление на запад.
— Будем идти туда. А пока давай пошуруем в домике.
— Надо скорее уходить, — возразил Крепаков. — Смываться.
— Слушай, друг. — Чигирик дернул цепь, подтянув солдата к себе вплотную. — Ты рассуждаешь, будто нас обоих еще не клюнул в зад жареный петух. Мы что с тобой, потопаем по горам, как медведи на одной цепи?
— А что в доме? — Крепаков боялся входить под незнакомую крышу: — Вдруг там кто-нибудь окажется.
— Поищем гаечные ключи. А может, найдем молоток.
Крепаков промолчал. Да и что он мог сказать? События последних дней обрушились на него, недавнего школьника, с такой злой силой, что после пережитого он все еще находился в полуобморочном состоянии: ноги казались ватными, постоянно хотелось лечь и заснуть.
Все, что его заставлял делать капитан, выглядело ненужным и бесполезным. Мысль о том, что от смерти во второй раз не убежишь, лишала желания сопротивляться. В памяти, стоило на миг прикрыть глаза, возникало лицо лейтенанта Головина, превращенное башмаками боевиков в кровавое месиво.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112