И не было сил освободиться. Хуже всего — происходившее не снилось и от него не было возможности избавиться, проснувшись и открыв глаза.
— Сука…
На этот раз оскорбление прозвучало вяло. В нем уже не чувствовалось жгучей ненависти, которая еще недавно сжигала Илича. Просто у него не оставалось сил на эмоции.
— Ты ничего не понял, капитан. Зря.
Зоран приставил пистолет к затылку войника, который лежал справа от уже убитого, и выстрелил. Илич закрыл глаза и застонал от бессилия и унижения.
Стоявший над ним душман в зеленой повязке взял штап — палку с заостренным концом. Он только что вырезал ее из лозняка и, пока Зоран беседовал с капитаном, держал ее в руке. Ожидал момента, когда будет можно ею воспользоваться. Теперь, сочтя, что время подошло, душман воткнул острие в рану на плече Илича и пошевелил палкой.
Пронзительная, умопомрачающая боль пронизала тело. Илич дернулся, дико застонал. На глаза наплыла пелена, и он провалился в глубокую темень.
Зоран попинал носком ботинка в бок и привел капитана в себя.
— Пить, — захрипел Илич. Он задыхался от жажды и ненавидел себя за то, что просил воды у врага.
— Всего дам — и воды и ракийки. — Зоран приветливо улыбался. — Ты мне всегда нравился, капитан. И будет хорошо, если мы станем друзьями. Да, капитан, не забывай, ты уже застрелил двух подчиненных…
— Сука…
Много бранных слов знал Илич, но это вырывалось раз за разом, а другие словно забылись и на ум не приходили.
Зоран вновь брезгливо поморщился.
— Нет, капитан, вы, христиане, доброго отношения к себе не понимаете. Ты меня оскорбляешь только за то, что я не хочу тебя убить. А сам ты продолжаешь убивать своих людей. Одного за другим.
Пальцы Зорана с фалангами, поросшими черным волосом, твердо сжимали рукоятку «беретты». Он облизал губы и посмотрел на Илича.
— Так кого ты решил застрелить теперь, капитан? Петко Савича? Хороший выбор. Хороший.
Раздался выстрел.
— Ты дурак, капитан. Я желаю тебе добра…
— Нет. — Илич произнес это голосом умирающего и прикрыл глаза.
— Хорошо, вот смотри.
Илич открыл глаза и увидел в руках Зорана стодолларовую купюру.
— Это тебе, капитан.
Зоран аккуратно положил банкноту на грудь Илича.
— Соглашайся, у нас мало времени. Отсюда пора уходить. Только учти, назад пойду я один. Тебя уведут наши люди. Уведут не героя Илича, а предателя, который сдал, а затем сам перестрелял свой отряд.
— Нет…
Прогремел еще один выстрел. Зоран снова продул ствол: ему нравилось изображать лихого стрелка.
Илич молчал. Тогда Зоран вынул еще одну сотенную банкноту и положил на грудь рядом с первой. Сказал с одобрением:
— Двести. Умеешь торговаться, капитан. Это я уважаю.
Илич опять промолчал. Пронзительная боль прошивала его тело от плеча к пояснице. Тупо болел затьыок. Черные мухи, плывшие перед глазами, мешали ясно видеть окружающее.
— Не упрямься. — Зоран говорил мягко, усыпляюще. — Сейчас тебя перевяжут. Сделаем обезболивающий укол. Тебе сразу станет легче. Выпьешь ракии. Отличная сливовица. Хорошо?
Подумав, Зоран вынул еще одну сотню, но уже не положил, а бросил ее. Банкнота, сделав несколько скользящих пасов в воздухе, упала на грудь Иличу.
— Триста, каждый месяц. И жизнь.
Молчаливый душман снова воткнул палку в рану и ковырнул ею.
— Нет! — Илич закричал от боли и бессилия, но голос его сорвался, и вскрик получился похожим на визг. — Убей меня! Как их!
— Нет, капитан. Тебя будут лечить. Потом в газетах напишут, что православный Илич принял ислам. Ты будешь Мухаммедом Али. Нравится? Другого пути у тебя нет. А я возвращаюсь к вашим. Чистый как ягнече — агнец. Чтобы рассказать о подлом предателе, который загубил отряд.
Зоран прицелился в голову очередного солдата. Выстрелил…
Как порой мучительно трудно принимать решения, изменяющие собственную жизнь.
Сколько людей занимается нелюбимым, более того — постылым делом лишь потому, что боятся рискнуть и бросить его. Сколько больных, ощутив первые признаки заболевания, не идут к врачу, боясь услышать диагноз, который будет поставлен, и доводят себя до того, что болезнь становится неизлечимой.
В бою Илич действовал смело, решения принимал без долгих раздумий. Он понимал, что в промедление заложены вирусы поражения. Куда труднее ему было определиться в ситуации, о которой он никогда раньше даже не задумывался. Убей его пуля в самом начале событий — все оказалось бы простым и естественным. Уходя в бой, бывалый солдат всегда надеется на лучшее, хотя его не оставляют мысли о самом плохом. Выбор, перед которым оказался Илич, требовал такого, к чему капитан себя не готовил.
Спасительное, как ему показалось, решение пришло не сразу.
Илич лежал, открыв глаза, и видел, как мир затягивает и отделяет от него серая пелена забытья. И вдруг в угасавшем сознании возникла неожиданно ясная мысль. Он должен согласиться с предложением Зорана. Он обязан это сделать. Он не может позволить, чтобы из-за его упрямства, из-за нежелания понять неизбежность происходившего одного за другим расстреляли всех его товарищей. Он должен их спасти. Он обязан. Он прикроет их жизни своим согласием на сотрудничество с душманами.
Он…
Илич шевельнулся и прохрипел:
— Зоран, сука! Я сдаюсь… я согласен…
Теперь на «суку» Зоран не обратил внимания: главное было достигнуто — он сломал капитана. Заставил его подчиниться себе! Заставил!
— Эй, Муса! — Зоран командовал весело, возбужденно. — Перевяжи капитана. Сделай укол. Помоги человеку.
Муса — остроклювый седой коротышка со злыми глазами — нагнулся над раненым.
Зоран продолжал говорить:
— Ты правильно решил, Илич.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111