Капитан Ойзер приблизил Дона к себе, поручив ему службу на подхвате — сбегай позови, принеси, передай, доложи, напиши. Сравнивая то, что приходилось делать ему, с тем, что делали остальные солдаты. Дон понял, какая ему оказана милость, и старался ее не утратить. Ко всему, ему нравилось благосклонное отношение командира — ласковые прикосновения его ладони к щеке, осторожное поглаживание спины…
По графику, составленному командиром, парные патрули автоматчиков уходили на сутки в пустыню и возвращались в казарму с лицами, серыми от пыли, с губами, потрескавшимися от жажды.
В первый же месяц службы капитан Ойзер вышел в пустыню вместе с Доном. Они прошли только половину маршрута, когда солнце стало краснеть, наливаться багрянцем, на глазах терять слепящую яркость.
Капитан приложил ладонь козырьком ко лбу, оглядел мутный горизонт.
— Дон! — Голос командира звучал встревоженно. — Надо ставить тент. И быстро!
Вдвоем они натянули низкую, прижимавшуюся к песку палатку. Старательно вбили колья, закрепили края брезента.
Песчаная буря, хотя они ее и ждали, обрушилась внезапно. Пыльная мгла словно вспухла и прорвалась ураганом песка, обрушилась на мир колючей плотной стеной.
Дон бросился к месту, где перед началом работы они сложили оружие и вещи. Схватил все, подгоняемый ветром в спину, побежал к палатке. Неожиданно споткнулся, упал. Поднялся на колени. Добрался до полога, с закрытыми глазами нашел вход. Тент судорожно дрожал под ударами ветра. Брезент противно скрипел, словно по нему терли металлической щеткой. Это песок, тучами пролетавший мимо, истирал ткань, заставляя ее шипеть по-змеиному.
Дон заполз в палатку. Стихия его испугала. Первый же шквал забил ему пылью глаза, рот, уши. На зубах хрустело. В кромешной мгле Дон налетел на камень, споткнулся и разбил колено.
Под тентом он растянулся во весь рост, согнул ногу и стал осторожно растирать ее ладонью. Капитан Ойзер придвинулся к солдату. Спросил участливо:
— Что случилось?
— Ударился.
— Спусти брюки, я посмотрю.
Дон расстегнул пряжку, сдвинул штаны вниз. На колсте кровоточила большая, с ладонь, ссадина.
— Лежи. Сейчас перевяжу.
Капитан потянул к себе аптечку, достал какую-то мазь, пластырь. Из кармана вынул плоскую фляжку.
— Отхлебни. Это виски.
Дон сделал два больших глотка. Вытер ладонью губы.
— Все хорошо, — сказал он. — Все хорошо.
Неудобно было солдату признаваться, что колено страшно саднит и жжет.
— Лежи.
Капитан умел быть строгим. Он придавил грудь солдата рукой. Осторожно снял с него брюки и бросил их в сторону. Потом выдавил на колено какую-то мазь и аккуратными движениями пальцев стал втирать ее в кожу.
Боль медленно утихала. Выпитое виски приятно дурманило голову. Хотелось закрыть глаза и лежать, отключившись от ревевшего за пологом урагана, от скрипа песка по тенту.
— Глотни еще.
Голос капитана звучал успокаивающе. Горлышко фляжки коснулось губ. Не поднимая головы, Дон сделал два новых глотка.
— Болит?
— Уже лучше.
Рука капитана продолжала поглаживать ногу, поднимаясь от колена все выше и выше. Приятное чувство расслабленности овладело Доном. Волнующая энергия, истекавшая с пальцев капитана, входила в его тело и волнами поднималась к груди. Дон все глубже погружался в пьянящую сладость неизведанных ощущений.
— Тебе не больно?
Голос капитана убаюкивал.
— Нет, хорошо…
Дон говорил правду. Нечто теплое, дурманящее мягко обволакивало его. Мир затягивала розовая дымка, очертания предметов двоились, плыли. Дон закрыл глаза. Теперь он ничего не видел, но обостренное осязание говорило ему больше, нежели зрение.
Удары ветра по тенту не ослабевали. Воздух в палатке переполняла сухая душащая жара.
Теплая рука капитана продолжала поглаживать ногу Дона, нежно касаясь внутренней стороны бедра. Другая отерла ему со лба пот, потом стала ласкать шею. Дона засасывал розовый балдежный туман. В виски, которое он выпил, в малой дозе был подмешан морфий. Капитану Ойзеру на случай ранения сделал это снадобье его отец — старый аптекарь из Хайфы.
Когда капитан повернул Дона к себе спиной, когда рукой коснулся ягодиц и стал их гладить, Дон только блаженно сопел. Он чувствовал, как ладонь капитана ласкает его совсем не там, где это стоило бы делать, но не имел желания противиться. Потом нечто жаркое и твердое пропороло его тело острой болью.
Дон дернулся, вскрикнул, но боль тут же прошла. Ее сменило удивительное ощущение пляжной расслабленности. Грело солнце, приятно лаская тело, и не жгучий песок, а волны моря шелестели рядом. А нечто внутри медленно, как маятник, раскачивалось, рождая ожидание чего-то невероятного. И вдруг ожидание лопнуло, взорвалось россыпью фейерверка. В глазах закружились голубые огни, дыхание перехватило…
Они лежали, прижавшись друг к другу. Дон молча переживал происшедшее. С одной стороны, он понимал его противоестественность, но с другой, пережитые ощущения были столь сильными и неожиданно сладкими, что захотелось тут же пережить их хотя бы еще раз.
Ветер стихал. Песчаная буря теряла силу…
Не поворачиваясь к командиру, лежавшему за спиной. Дон протянул руку назад, коснулся чужой животворной плоти.
— Капитан… — Голос Дона срывался. — Еще… Пожалуйста…
Так Дон бен-Бецалел стал счастливым наложником своего командира.
Позже он узнал, что до него капитан Ойзер пользовался расположением Якоба Леви, прыщавого пулеметчика из второго отделения, но ревности не возникло — Якоб Леви уже отслужил свой срок и был уволен в запас.
Полгода спустя капитана Ойзера перевели к новому месту службы в гарнизон Рамаллаха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111