Факт зафиксирован в протоколе. Поскольку дружеского расположения вы не понимаете, в управлении мы проведем опознание, и все пойдет по законному пути...— Начальник, — взмолился Сопля, — на понт берешь?!— Ты меня знаешь? — спросил Катрич. — Я когда-нибудь против твоих зеленых волос что-то имел?— Не-а...— Тогда подумай, поперся бы я сюда по жаре на понт брать?— Не-а, — согласился Сопля.— Вот и делись тем, что знаешь, пока разговор между нами. Кого видел в тот день?— Никого...— Все, собирайтесь, Андреев.— Капитан, — загундосил Сопля. — Клянусь, я не замазан. Они меня мигом пришьют, когда дознаются...— Ты себя не чувствуй пуговицей, — успокоил его Катрич. — Твоя, — он кивнул на девицу, — не трепанет?— Жаба? — спросил Сопля. — Не-а, она в порядке.— Тогда ты чист.— Всегда так говорят.— Я слова когда-то бросал на ветер? — спросил Катрич сурово.— Не-а, — согласился Сопля.— Выкладывай. И не потей.— Акула там был, — вздохнул Сопля, и глаза его испуганно расширились.— Где именно?— Он сидел за рулем. В той самой машине... Только вы меня...— Слушай, Андреев, — сказал Катрич сурово. — Когда человек думает только о себе, он возвращается в состояние скота. Запомни это. Вот ты сейчас сделал доброе для общества дело и сразу назад. А ты думай о будущем. Оно рядом с тобой. У тебя такая прелестная подруга. А у вас, как я вижу, любовь...— Подумаешь! — презрительно проговорила девица. — Тоже мне, ценитель!
Они возвращались к остановке по пляжу, который уже наполнялся людьми. Песок подсох, солнце пригревало сильней и сильней, и народ быстро осваивал заплеванное пространство, спеша внести свой вклад в засорение окружающей среды.— Кончик ниточки мы зацепили, — сказал Катрич удовлетворенно. — Теперь важно не оборвать.— Давить таких надо, — невпопад ответил ему Андрей. — Дерьмо собачье, а не люди... Катрич не понял.— Кого? — Кого же еще? Зеленоволосых!— Тю-тю! — присвистнул Катрич. — Во как тебя, либерального демократа, пробрало!— Почему «демократа»? — удивился Андрей. — Да еще «либерального»?— А как же тебя еще называть? Прижать к ногтю преступников ты не считаешь возможным, поскольку прижимать должен закон и суд. И вдруг людей, которые перед законом чисты, ты считаешь возможным давить без всяких на то оснований...— Считаю. Они тебе что, нравятся?— Милый мой, — сказал Катрич и лихо, по-футбольному, пнул пустую пивную банку, попавшуюся под ногу, — может, и мне они не по нраву, но это не значит, будто стоит давить все подряд, что нам не нравится. Ведь признайся, тебе не понравилось, что они голые, и что баба не прикрылась, увидев нас?— Хотя бы.— Ты ушел от ответа.— Да, не понравилось.— А ты можешь признать их право находиться в таком виде дома?— Дома? Да. За закрытой дверью.— Здесь они тоже как дома. Пляж пустой. Они ушли подальше, куда никто не забредает. Это мы заявились к ним, а не они решили заставить тебя смущаться.— Но...— Появись они в таком виде на улице — дело другое...— Но как она вела себя...— Назови мне закон, который запрещает ей вести себя именно так.— Есть приличия...— Дорогой мой старлей! Ревнители приличий у нас долго преследовали тех, кто носил брюки с узкими штанинами, кто отращивал длинные волосы, кто танцевал танцы, не похожие на вальс. Неужели это никого ничему не научило?— Научило, — зло бросил Андрей. — Вот теперь и купаемся в крови и не знаем, как справиться с преступностью... Стоим будто перед каменной стеной. —Что с ней проще всего сделать? Взорвать, верно? Типично военная логика.— А что предложишь иное?Они вышли к остановке и остановились в ожидании трамвая. После нескольких минут ожидания Андрей вышел на проезжую часть, чтобы разглядеть, не приближается ли трамвай. Мимо, обдав его жарким ветерком, пронеслись синие «Жигули». Андрей инстинктивно отпрянул и тут же услыхал возмущенный окрик:— Куда выперся?! Жить надоело?— Ты что?! — Неожиданная вспышка Катрича неприятно задела Андрея.— А то, — уже спокойно ответил напарник, — что мы с тобой в деле. И ты теперь, прежде чем высунуть голову из кустов, каждый раз обязан поднимать вверх фуражку на палке...— Цирк! — засмеялся Андрей. — Думаешь, «жигуль» целил в меня?— Сегодня еще нет, а завтра все может быть.— Слушай, ты так и живешь каждый день с опаской? — В голосе Андрея звучала нескрываемая насмешка.Катрич посмотрел ему прямо в глаза:— Не с опаской, а благодаря ей. Прежде чем ступить, смотрю под ноги...— Я так не приучен, — сказал Андрей и скептически улыбнулся. — Это не жизнь, если дрожать на каждом шагу.— Валяй-валяй, — устало бросил Катрич и отвернулся. — Вот клюнет жареный петух в задницу — вспомнишь мои слова.К остановке, болтаясь на разбитых рельсах из стороны в сторону, приближался красный трамвай...
Придонский военный госпиталь — красное кирпичное здание дореволюционной постройки — размещался в глубине большого двора, затененного кронами платанов. Всюду под деревьями на скамеечках сидели ходячие больные, выползавшие сюда, чтобы не балдеть в душных палатах. Андрей невольно обратил внимание на множество раненых — с костылями, с повязками на головах, лицах, руках. Взаимные претензии и взаиморасчеты южных соседей России обильно окроплялись русской кровью, которую политики ценили куда ниже бензина.Проходя по чистой асфальтированной дорожке, тянувшейся от ворот к главному входу, Андрей вдруг вспомнил слова Петра Первого, сказанные при открытии военного госпиталя в Лефортово. «Зело отменная гошпиталь построена, — сказал тогда император, — хотя попадать в нее господам офицерам не пожелаю». Нынешние правители такой заботы о военных, судя по многим признакам, давно уже не проявляли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41