— Это даже хорошо. Если честно, поклонники мне надоели своей назойливостью.— Разве слава надоедает?— Еще как! Вам это трудно представить.Ярощук понимал, что она лукавила. Люди, считающие себя известными, болезненно переживают, когда прохожие не узнают их на улице или в транспорте, не оборачиваются во след, не шепчут друг другу: смотри кто пошел!Нет способа действеннее, чтобы оскорбить и довести до белого каления человека, который претендует на всеобщую известность, чем сделать вид, будто он тебе не знаком.Однажды Ярощуку представилась возможность проверить это при общении с публичным политиком. Тот лично явился в милицию, чтобы попросить прекратить уголовное дело, касавшееся его нештатного помощника. Ярощук без труда узнал вошедшего. Это был известный своим нахальством и скандальным характером депутат Государственной думы. Он прошел в кабинет, не снимая фуражки, не спрашивая разрешения и не ожидая приглашения, с грохотом вытащил стул из-под стола и сел, демонстративно заложил ногу на ногу.— Я к тебе, полковник.Политик, повысив подполковника в звании на одну ступень, считал, должно быть, что уже это компенсирует его нахальство во всем остальном.Ярощук политика недолюбливал, а хамства не терпел вообще.— Будьте добры, гражданин, предъявите документы.Сказал и встал, показывая, что лучше ему подчиниться.Нервно вскочил и незваный гость.— Ты… ты что? Охренел?! Какие документы? Не узнаешь меня в лицо?!— Гражданин, — Ярощук сделал шаг вперед. — Будьте добры. Я просил документы.Он взял с тумбочки, стоявшей за его спиной, резиновую дубинку и постучал ею по открытой ладони левой руки.Политик, обычно наглый, но как часто бывает достаточно трусоватый, сбавил тон. И перешел на «вы».— Неужели вы меня не узнали? А ведь народных законодателей стоит знать в лицо.— Когда эти народные законодатели примут закон, отменяющий документы, мы будем им руководствоваться. А пока…— Я не беру с собой документы. Меня везде узнают и так… Что вы сделаете?— Задержу до выяснения личности.— У меня, между прочим, в коридоре вооруженная охрана…Ярощук нажал клавишу внутрипереговорного устройства…— Дежурный? Группу немедленного реагирования к моим дверям. В коридоре вооруженные люди. Брать осторожно. Проверить документы на оружие, составить акт.— Вот, — политика трясло от бешенства, но держался он корректно. — Вот мои документы.Подрагивавшей рукой он протянул удостоверение Ярощуку.Тот взял, просмотрел документ.— Прошу, Владимир Вульвович. Садитесь. Итак, что у вас?— У нас ничего, — политик сунул документ в карман. — Это теперь у вас. Я сейчас еду прямо к министру внутренних дел. Пусть он лично займется вами…Трудно сказать, ездил ли законодатель к министру или нашел какие-то другие пути, но уже к вечеру сверху прошла команда помощника депутата отпустить и расследование о его хулиганстве прекратить.Так что поверить в безразличие актрисы к известности Ярощук не мог. А она тем временем, вдруг так просто, словно они были век знакомы, спросила:— Вы меня не проводите? Здесь недалеко. Я приглашаю вас на чай.— Почему нет? — ответил Ярощук. Он ни мгновения не колебался. Он был готов услышать нечто подобное, хотя и не знал где, когда и в какой форме предложение будет сделано. Он слишком долго в своей жизни занимался тем, что отсеивал случайное от закономерного и старался предугадать обстоятельства, которые порождают те или иные явления. Три встречи с незнакомой женщиной, происходившие в трех разных районах города в самый короткий срок, он уже не мог квалифицировать как случайные. Скорее всего они были запланированными, неплохо организованными и срежиссированными. А коли так, значит ещё кто-то, чье присутствие рядом с собой он не замечает, водит его по городу, заранее зная, где он может оказаться. Однако этот неведомый кто-то не очень высокий профессионал, поскольку не учитывает, что случайность и закономерность в подобных обстоятельствах неплохо просчитываются. Ко всему он либо наивно верит, что Ярощук беспредельно сластолюбив, что тут же прилипнет к бумаге, намазанной медом, либо обстоятельства вынуждают его торопиться, и он во чтобы то ни стало торопится организовать сближение с красивой женщиной.— Тогда пошли, — она явно обрадовалась. — Я Валентина. А вы?— Алексей, — темнить в этом случае, чтобы не вызвать её настороженности, если она знает кто он, было неразумно. — Алексей Вадимович.— Можно, я буду называть вас Ал?— Пожалуйста, при условии если мне будет разрешено называть вас Аля…Они проехали две остановки на троллейбусе, прошли к кирпичному дому, которые в московском просторечии называются «сталинскими», поднялись на лифте на шестой этаж.Квартира, в которой они оказались, поражала размерами — просторная прихожая, три огромные комнаты, широкая светлая кухня, большой балкон.В гостиной был накрыт стол. Заметив, с каким интересом на него посмотрел гость, Валентина изобразила смущение.— Ой, не обращайте внимания, — она кокетливо улыбнулась и легким движением руки поправила и без того прекрасно лежавшую на голове прическу. — У нас вчера с подружкой был междусобойчик. Сейчас я уберу.Она взяла со стола фужер и тонконогую рюмку и, элегантно покачивая бедрами, вышла на кухню. Быстро вернулась, сдвинула стеклянную створку серванта, вынула чистый фужер и рюмку, поставила на столик.— Присаживайтесь, Алексей Вадимович. Прошу вас.Коньяк, кисти винограда, живописно свисавшие с краев вазы. Лососинка, аккуратно разложенная на удлиненном рыбном люде, красная икорка в икорнице, прикрытой серебряной крышкой — все это выглядело чрезвычайно заманчиво и вряд ли осталось после какого-то «междусобойчика».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102