Бывало муж возвращался домой, пропахший чужими стойкими духами, иногда она обнаруживала на его пиджаке чужие волосы, но ни то ни другое вещественными доказательствами назвать было нельзя.— Больше ты ничего не хочешь? — В голосе Тины зазвенела холодная ярость, но в то же время полные губы подрагивали от обиды — вот-вот расплачется.Анзор пружинисто сел на постели, хлопнул ладонями по голым ляжкам. Хлопок получился звонкий и прозвучал как пощечина.— Ты…ты… — выкрикнул он, вскочил и отбежал к окну. — Нимфоманка! У тебя от безделья бешенство матки. А у меня…Тина смотрела на его кривые ноги, на брюшко, переливавшееся через резинку трусов, на волосатую впалую грудь и в ней закипел отвращение, смешанное с презрением. Боже! Она, благородное создание княжеских кровей, отдалась этому торговцу с привокзальной тбилисской площади, пыльной и гамной, подарила ему свою девственность, радовала его огнем своей страстности, возбуждала своими фантазиями, а он… Плебей! Хам! Неотесанный телавский крестьянин!— Что у тебя?! — выкрикнула Тина и в голосе её уже не было ноток обиды, в нем оставался только напор обвинения. — Что у тебя?! Новая курва, с которой ты успел расплескать остатки своей потенции? Тогда собирай манатки, прясь свою немочь в штаны и вон из этого дома! Вон!— Тина! — Анзор заорал так выразительно, что она поняла: в таком запале этот плебей может её и убить. Она ударила его больно, ударила в самое чувствительное для грузина место, которым он гордится с юности, как кинжалом отца, и даже в восемьдесят лет объявляет нимало не затупившимся.Она замолчала и легла на спину, натянув одеяло до подбородка.— Что? — спросила она устало. — Что ты хочешь сказать?— Я мертвец, Тина…Весь следующий день Анзор провел под домашним арестом. Вокруг коттеджа, купленного им у муниципальных московских властей, нисколько не маскируясь, прохаживались ребята в черных кожанках. Они периодически менялись: одни уезжали на дорогих иномарках, другие занимали их место. Чтобы не ставить себя в дурацкое положение, Анзор даже не пытался уйти из дома. Телефон, обычно услужливый, не работал.Ближе к вечеру к дому подкатили два серебристо-голубых «Кадиллака». В сопровождении двух амбалов из одного вышел Бадришвили. Пригибая голову, будто спасаясь от обстрела, он быстрым шагом прошел в дом. В просторном холле, чуть скособочившись, шаркая ногами по дорогому ковру, подошел к хозяйке. Посмотрел снизу вверх. Протянул маленькую холодную и сырую ладошку.Первым, что пришло в голову Тине — в гости к ним пожаловал садовый гномик. В Германии, где они с мужем купили дом и однажды прожили в нем целый месяц, таких карликовых уродцев бюргеры ставят во дворах на цветочных клумбах. Подозрительно бегающие глаза, нос, загнутый крючком к верхней губе, лысина от лба до макушки…— Патрик… — гость выдержал паузу, растерянно моргнул и окончил. — Бадришвили.Говорил он невнятно, будто держал во рту воду и боялся, что она выплеснется наружу.Тина ослабила пальцы, и его рука выскользнула из её ладони как мокрый обмылок.Анзор, возвышавшийся за спиной невзрачного гостя, гостеприимно распахнул руки:— Прошу к столу.Бадришвили сел рядом с хозяйкой. В какой-то момент его рука опустилась под стол затем коснулась колена Тины и скользнула вверх по её бедру. Липкие, подрагивавшие от возбуждения пальцы легли на его внутреннюю сторону.Тина напряглась, не зная что делать и как вести себя. Поступи с ней так кто-то другой, во всяком случае не Бадришвили, она не размышляя, плеснула бы в лицо нахалу все, что было в её бокале. Пусть бы утерся. С молодых лет Тина умела постоять за себя и поставить на место зарвавшегося мужика, не задумываясь о последствиях. Однако прожитые годы не прошли даром: жизнь не только старит, но и учит.Она смотрела на мужа, надеясь что он что-нибудь заметит или хотя бы заподозрит неладное и поможет ей. Но Анзор увлеченно занимался жареным поросенком, обсасывал тонкие молочные косточки.Бадришвили тем временем не терялся. Коснувшись бедра хозяйки, обтянутого приятным на ощупь плетением дорогих чулков, сжал его и погладил.Тина бросила умоляющий взгляд на мужа, но Анзор продолжал привычно изображать широкое кавказское гостеприимство, подливал вино в свой фужер, произносил велеречивые тосты, то и дело весело шутил, громко хохотал при шутках, которые отпускал Бадришвили.Тина стало немного не по себе. Ей даже показалось, что обычная строгость и надменность мужа, которые характеризовали его отношения с другими людьми, в присутствии Бадришвили вдруг слиняли. Анзор делал все, чтобы угодить гостю, и как сформулировала для себя Тина, «перед ним стелился». Это её сперва неприятно задело, потом разозлило.Тем временем Бадри продолжал гладить её ногу, забираясь пальцами все выше и выше…В какой-то момент Тина ощутила приятную теплую волну, исходившую от пальцев мужчины. Она слегка прикусила губу, потянулась, взяла бутылку, плеснула в свою рюмку коньяку и залпом выпила. Потом поставила бокал на стол, опустила руку вниз и ладонью прижала пальцы Бадришвили, лежавшие на её бедре, к своему телу.Где— то около девяти часов Бадришвили взглянул на часы. Сказал негромко:— Наверное, нам пора кончать, как думает наш хозяин?Анзор окаменел, не найдя в себе сил что-то ответить.— Простите, княгиня, — Бадришвили почтительно склонил голову в сторону Тины, — но ваш супруг прекрасно знал, чем кончаются авантюры. Деловые ли всегда рискуют, но это не освобождает их от обязанности платить по долгам. И вот так вышло, что он теряет все — дома, дачу, машины… Это, э-э, объективно и неизбежно.Анзор сидел безмолвный, похожий на надувную резиновую куклу, из которой сдули часть воздуха:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102