Барсов приложил бинокль к глазам.
— Похоже лежит бутылочка.
— Все же надо сходить, взглянуть.
Втроем они прошли к столбику, на котором покоилась нетронутая пулей кефирная тара.
— Нешто в такую цель можно попасть? — Громак сплюнул и пнул сапогом первый, попавшийся под ногу камень. Посмотрел на Мисюру. — Если ты ее собьешь, капитан, кладу на кон сотню штук.
Мисюра пожал плечами.
— Рад бы в рай, да грехи не пускают. Мне лично на кон нечего ставить.
— Я и не требую. Попадешь — сто твои. Не попадешь — нет приза.
Возвращаясь на огневой рубеж, Мисюра усиленно дымил сигаретой. Даже Барсов на это обратил внимание.
— Ты же вроде бы не курил.
— А, — отмахнулся Мисюра, — должно быть волнуюсь…
На самом деле он был спокоен. Сигарета потребовалась ему для того, чтобы поточнее определить силу и направление ветра на директрисе стрельбы. Впрочем, мастер не обязан раскрывать свои маленькие секреты, разве не так?
На огневом рубеже Мисюра разрядил магазин, высыпал патроны на ладонь. Осмотрел каждый. Выбрал один и вогнал в патронник. Прилег. Покрутил винты оптического прицела, ввел поправки, которые рассчитал в уме. Раскинул ноги ножницами. Поплотнее уперся локтями в землю. Стал не спеша прицеливаться…
Барсов и Громак стояли за его спиной, внимательно следя за приготовлениями. Оба молчали, словно боясь что-то сказать под руку стрелку.
Щелкнул выстрел.
Барсов вскинул бинокль к глазам. Повторил фразу, которую уже однажды здесь же и произнес:
— Похоже лежит бутылочка…
Мисюра встал, разрядил винтовку, выбросил стреляную гильзу. Сказал с унынием.
— Может не поленимся, сходим еще разок? Всякое бывает. Вдруг пока подойдем она упадет?
Они подошли к столбику. Громак остановился и громко выругался. Не зло, восхищенно. Что поделаешь, мат в русских устах не всегда звучит оскорбительно. Порой выражает такие сильные чувства, которые выказать иным способом бывает трудно.
— Ё-кэ-лэ-мэ-нэ! Надо же!
— Да… — протянул изумленно Барсов и взял в руки бутылку. Ее дно было напрочь выбито пулей. — Да…
Громак полез во внутренний карман — доставать портмоне.
— Слушай, капитан, ты прости, увидел — и нет слов… Сорвалось…
— Ладно, — сказал Барсов, — едем ко мне домой. Посидим, потолкуем. Такой выстрел надо достойно отметить.
Трехкомнатная квартира Барсова в пятиэтажном кирпичном доме поразила своей нежилой атмосферой. Закрытые жалюзи на окнах. Полиэтиленовые чехлы на мягкой мебели. Отсутствие каких-либо вещей на вешалке в прихожей.
— Мои уехали, — предупреждая вопросы, пояснил Барсов. — В Россию, к родственникам. А обед я сейчас разогрею. Пельмени будешь? Домашние…
— Что за вопрос.
Они прошли на кухню. Хозяин поставил на плиту кастрюлю с водой. Показал Мисюре на стул возле обеденного стола.
— Садись. Подождем, пока закипит.
Они сели.
— Может выпьем, пока сидим без дела? — Мисюра спросил осторожно, прощупывающе. Он мог и не пить, но так уж принято: если мужики собираются поговорить «за жизнь», то не дерябнуть просто неудобно. Не обязательно надираться до посинения, но пропустить по махонькой — дело святое. Отказаться от такого предложения осмелится редкий мужик. Чтобы облечь предложение в ощутимую плоть, Мисюра добавил. — У меня с собой есть бутылочка. В кейсе.
— Нет, — сказал Барсов и легонько пристукнул по столу своим ластом. Стол дрогнул. — Мне надо с тобой поговорить серьезно. Потому не хочу, чтобы ты думал, будто я находился под газом.
— Понял.
Вода в кастрюле начала закипать. Барсов встал, открыл крышку кастрюли, посолил кипяток, бросил в него лавровый лист, перец-горошек. Полез в морозильник. Вынул оттуда холщовый мешочек, в котором сухо гремели пельмени.
— Сколько тебе? Десятка три?
Было видно — Мисюра колеблется.
— Ладно, кладу сто на двоих. Думаю, вытянем. — Барсов лукаво улыбнулся. — Ты морпех по случаю или по убеждению?
— Кем мне еще быть?
— Хорошо, пусть тебе вопрос не покажется странным. У тебя не бывает желания кого-нибудь убить?
Несмотря на предупреждения вопрос прозвучал столь неожиданно и вне всякой связи со всем, что говорилось до того, что Мисюра слегка растерялся.
— В смысле?
— А вот так взять и шлепнуть. В надежде, что кому-то станет в жизни легче.
— Раньше такое бывало. Теперь прошло. Понял — дураков и подлецов никогда меньше не станет.
— Занятно, — сказал Барсов раздумчиво, — но логично. А вообще ты убивал?
— Не знаю.
— Вот те на! Воевал же в Чечне?
— Воевал. И когда стрелял, старался не промахиваться. Заполошно пули в небо не гнал. А вот убивал или нет — не знаю. — Мисюра подумал. Добавил жестко. — И узнавать не хочу.
Они помолчали. Потом спросил Мисюра.
— А ты убивал?
Барсов погладил щеку, словно проверял качество бритья.
— Не осуди, убивал. Глистов.
— Шутка?
— Почему? Если ты заметил за этих паразитов не заступаются даже добровольные охранители природы. Змей, скорпионов, тарантулов заносят в Красные книги, запрещают уничтожать, а глисты — вне сожалений. Я сегодня к этой категории паразитов отношу весь криминал, который сосет соки из всего, что трудится. Это — зло. А убивать зло просто необходимо. Мало того, хочу и тебя убедить в этом. Убежден — если не обуздать беспредел, Россию растащат. Даже стен не останется. Потому сейчас твердая рука нужна. Диктатор.
— Лебедь, — назвал Мисюра фамилию с уверенностью оракула. И тут же спросил: — Разве не так?
Барсов вздохнул тяжко, как косец, который прошел делянку и остановился на меже отдохнуть.
— Черт его знает, вроде и народ вы, вояки, толковый, а послушаешь, хреновину прете один почище другого.
— Почему?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52