Заметно поседевшие волосы позволяли судить о том, что хозяину уже за пятьдесят. Хотя все остальное — живот без намека на жировые отложения, бугрящиеся бицепсы, крепкие белые зубы — путало счет годам, снижая их до сорока с небольшим.— Проходите, — предложил хозяин и отступил с дороги. — Мы вас уже ждем. Давайте не будем здороваться через порог.Крашеный пол в просторной гостиной был застлан модным дорогим паласом серого цвета. На окнах висели жалюзи. Все они были опущены, и только одно окно, выходившее во двор, оставалось открытым. Сквозь него Лекарев увидел красную, блиставшую чистотой «Ниву».— Кваску с дороги? — спросил хозяин. — Свежий, со льда.— Не откажусь, — согласился Лекарев, сразу ощутив жажду.— Присаживайтесь, пока я принесу кувшинчик. А вот и жинка идет…Хозяйка была дородной, румянощекой. Ее во все стороны распирали могучие жизненные силы. Огромные груди топорщили тонкую блузку как два арбуза, спрятанные за пазуху. Бедра — каким античным красавицам снились такие?! крутые и каменисто-крепкие — натягивали ткань юбки так, что казалось, она вот-вот лопнет. И все это прекрасное сооружение природы поддерживали крепкие ровные ноги с круглыми коленями.— Вы у нас поживете? — спросила хозяйка мелодичным голосом и внимательно осмотрела Лекаре ва.— Попробую, — сказал он. — Если вытерплю.— Что так? — спросила она удивленно. — Раньше дачники у нас по целому лету просиживали.— Я городской, — ответил Лекарев. — Черт знает почему, но без дела сидеть не могу.— Дело мы вам найдем, — она засмеялась. И неожиданно сменила тему: — Вы с Фроськой давно схлестнулись?Вопрос неприятно задел Лекарева.— Мы не схлестнулись, — сказал он хмуро. — Я ее люблю.Улыбка Дарьи Петровны померкла.— Аж завидки за Фроську берут. Мне мой Корней никогда не говорит «люблю».— Мало я тебе говорил всяких слов? — пытался оправдаться хозяин.— И-и, когда то было! Правда, все больше «давай», разве не так?— Погодь, погодь, поживут молодые с наше, и тоже все пойдет как у всех — без слов. А «давай» и они сказывают.— Ладно, — хозяйка перешла к делу. — Сейчас располагайтесь. Потом пообедаем. И одна просьба к вам, Георгий. Не открывайтесь соседям, кто вы есть.— В смысле? — Лекарев не понял, что имела в виду хозяйка.— Что вы милиционер.— Почему?— Не любят вашего брата у нас в селе.Проглотив обиду, Лекарев поинтересовался:— Почему же такое?— По многому, — ответил хозяин. — Разных причин достаточно.— Назови хоть одну.— Поживешь с нами, увидишь. Тутошние менты не закону, а деньгам честь отдают. Господину Гуссейнову, например.— Какому Гуссейнову?— Видел особняк на окраине? Вот там и будет жить новый хозяин русских земель. Он ждет закона, когда землицу продавать начнут. И купит все вокруг с потрохами.— И вы станете спокойно смотреть?— Георгий, — вмешалась в разговор хозяйка, — Корней не хотел спорить. Мы просто просили вас не говорить, кто вы.— Все, договорились. Буду молчать.— Лучше, если ответишь, что прапорщиком служил по контракту, — подсказал Корней. — Ранен в Чечне. Это хорошо будет…Вечером Лекарев решил пройтись, посмотреть село. Оно оказалось на удивление похожим на множество таких же, разбросанных на просторах России. Дома вытянулись порядком по краю глубокого оврага. Здесь из-под земли били ключи, и у жителей никогда не возникало трудностей с водой. По дну оврага ручей тек к большому озеру. Единственное неудобство для селян — приходилось таскать то пустые, то полные ведра вниз и вверх по крутому склону. Попытки копать колодцы успеха не имели. Водоносный слой лежал глубоко, и добраться до него не удавалось.Несмотря на раннее время, улица была пустынной. Только у бревенчатого дома с пятью окнами по фасаду, с высокой, блестевшей новым цинком крышей, с большим сараем на задворках стоял крепкий старик с бородой и курил.— Здравствуйте, — сказал Лекарев, помня особую деревенскую вежливость.Хозяин подошел к штакетнику.— Здравствуйте. Надолго к нам?— Отпуск здесь решил провести.— Это пользительно. Раньше к нам отпускников из Придонска навалом наезжало. Теперь приток поиссяк. Вы, должно быть, единственный. У кого встали?— У Дарьи Петровны.— У Корнея, значит. Он мужик хозяйственный. А я Урусов. Тарас Тимофеевич.Старик вышел за ограду. Смел ладонью со скамейки, стоявшей у калитки, невидимую пыль.— Садитесь, побалакаем. Покурим.Лучшие философы российской современности находятся не в академиях и институтах, а проживают в деревнях и селах. Здесь они не связаны обязанностью за скромную зарплату угождать политике, подлаживаться к правителям, а посему обо всем судят здраво и оригинально, с глубоким проникновением в суть вещей, в прошлое, настоящее и будущее. Лекарев заметил это давно, ему всегда доставляло удовольствие слушать рассуждения деревенских мудрецов, особенно если их обременяли старорусские бороды, право носить которые у крестьян не рискнул отобрать даже сам Петр Первый.Тарас Тимофеевич Урусов оказался именно таким философом. До ушей заросший бородой, которая компенсировала обширную плешь на голове, он даже внешне выглядел мудрецом.— Слыхал, будто у вас там в Москвах опять Гробачев в президенты нацелился?— Горбачев? — задав вопрос, Лекарев хотел поправить старика, не обижая его.— Ну, я и говорю — Гробачев. Так что, он в самом деле намыливается?— Вроде бы.— Дает, голозадый! Во дает! — Урусов восхищенно ахнул. — Ни стыда, ни совести. Вроде нашего Ермила Таратайкина. Выставляться — так в полном обозрении.— Кто этот Ермил?— Был у нас в совхозе мужик. Здоровый, сила в нем как у трактора. А в башке — пробка. Ни бум-бум. До чего не мог умом дойти, силой дожимал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144