— А как без них? — в свою очередь спросил Председатель. — Земли, будь оно неладно, у нас много, пашни — мало. На б-болоте сидим, товарищ Никифор Сергеевич. На кочках. Хоть пьяными их зови, хоть советскими…
Хрящев подошел к кювету, перешагнул через него и вышел на поле. Нагнулся, потянул вверх первый попавшийся под руку куст картофеля. На тощей желтоватой ботве болтались мелкие как дробь картофелины.
— Горох это, что ли? — спросил с издевкой наш Дорогой Гость.
— Картопля, — Каширин даже не пытался говорить по-городскому и употреблял слова, к которым привык с детства. — Холода рост держат. Беда, да и все…
Небрежно швырнув куст в грядку, Хрящев отряхнул землю с рук. Каширин поднял ботву, обобрал с нее картофелины и хозяйственно сунул их в карман.
— А там у вас что? — спросил наш Дорогой и пошел через дорогу к массиву, засеянному каким-то злаком.
Войдя в посев, он долго мял в руке сорванные колосья.
— Так что это? — голос Хрящева звучал недовольно и строго. — Земли у вас мало, а вон какой клин мусором заняли. Почему?
— Помилуйте, Никифор Сергеевич! — удивился Председатель. — Какой же тут мусор? Это — просо и рожь. Хороший подбор. Наша надежда и спасение.
— От чего спасение? — спросил Хрящев с подозрением.
— От голода и заготовок, — откровенно признался Каширин. — У нас ведь как повелось — соберешь зерна хоть в два раза больше, чем планом положено — всё одно под гребло выметут в знак перевыполнения. А людям окромя локтей и почетных грамот всю зиму что-то надобно кусать. Вот и думает за них председатель. Спасения ищет. И нашел его. При такой мере каждый год на трудодень даем зерна полной мерой — ржи с просом. Хоть не кондиция, но люди обходятся, и харч им обеспечен.
— Ты слышишь?! — повернулся Большой Человек к Первому. — Как такое оценивать? Вот твой передовик!
— Колхоз из года в год планы перевыполняет, — робко возразил Первый. — Никогда не давал меньше обычного.
— Был бы сознательным председатель, давал бы два плана, а не один перевыполнял. А этот рожь с просом мешает. Чтобы от государства утаить. Выше личной корысти глаз поднять не хочет!
И, ставя точку, сказал:
— Гнать такого из партии! Сраной метлой! Гнать!
— Я беспартейный, — сказал Каширин спокойно. Может быть, до этой минуты он еще и побаивался Большого Человека, не зная в чем его сила и каков разум. Но едва тот начал шуметь, чувство страха прошло.
Горлопанов на своем веку Каширин встречал немало. Стояли они рядами, подпирая его снизу, стояли кучно сверху, прижимая весом власти и широких прав к земле-матушке. А он качался, но гнуться не привык. Сперва, конечно, побаивался, а потом страх сам собой вышел. Против крика выработался иммунитет, более стойкий, чем от медицинской прививки. Испугать Председателя можно было только шепотом. А Большой Человек начал кричать и убил остатки страха в том, кого хотел испугать.
— Снять с колхоза! К чертовой матери! Снять!
— Это как же, без собрания? — спросил Каширин ехидно. И бросил на Хрящева светлый безмятежный взгляд. — Вроде у нас демократия. А? Не будь ее я бы и сам давно ушел отселева. К чертовой, как вы изволили послать, матери. От всех этих забот и трудностей. Только общество посредством единогласного доверия держит на должности.
— Созвать собрание! И гнать! В три шеи! — распорядился Хрящев. — Прямо немедленно. Выгнать его ко всем…
Далее наш Дорогой Гость затронул такой пласт народной лексики, что выписывать его вряд ли благоразумно. Во всяком случае, засвидетельствую — Большой Человек слова знал и употреблял их виртуозно. Тут у него любой составитель словарей слов-синонимов из института русского наречия мог многому поучиться. Большого опыта был человек, что там говорить!
Зло махнув рукой, наш Дорогой Гость зашагал по дороге к Пьяным Кочкам.
Он шагал зло, размашисто, склонив голову вперед, будто двигался навстречу ветру. За ним легкой трусцой, точнее манежной рысью, спешил удрученный Первый.
Шли и молчали. Никто не пытался вступить в разговор с разгневанным Гостем. Все понимали — ходьба немного сгонит с него раздражение и напряженность разрядится.
Показались крайние дома деревни. С самого краю стоял аккуратный синенький особнячок с веселыми наличниками, с резным крыльцом, с аккуратным свеженьким заборчиком. Короче, такой, словно сам князь Потемкин взял и перевез его из благословенный Тавриды в эти края для ублажения Большого Человека, правда иной, но тоже Большой эпохи.
За заборчиком в зеленом богатом огороде копался хозяин — немолодой жилистый мужчина с руками крепкими, лицом коричневым, иссеченным глубокими как овраги жизни морщинами.
— Бог в помощь! — провозгласил Уважаемый Никифор Сергеевич, матерщинник и атеист. Он вплотную приблизился к забору и разглядывал хозяина. — Нельзя ли испитьводички?
Огородник поднял голову.
— Отчего нельзя? Заходите, добрый человек. Гостем будете. Молочком угощу.
— Спасибо, — сказал Хрящев и широко улыбнулся. Он умел мгновенно менять выражение лица и был теперь сама доброжелательность и благодушие. — А у вас, уважаемый, гляжу, всё растет. И еще как!
— Выходит, вы агроном? — сказал хозяин, более утверждая, чем спрашивая. — Тогда поглядите. Земля у нас, по правде, бросовая. Но если к ней руки приложить, она возблагодарит.
— Как же вы руки прикладывали?
— Всё по науке. Во-первах, перекопал участок и весь верхний слой с песком перемешал. На участок шесть кузовов ухнул. Потом извести добавлял, чтобы кислоту согнать. Золы всыпал бог весть сколько. Торфу уложил. Вобчем, каждый ком у меня руками перетерт разов по пять. Вот и отвечает земля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89